Литературная гостинная.

Пусть отзывается эхом.

Как-то легко так пишет –
Мол, умерла вот мать.
Вот. Умерла. Не дышит.
Чего же тут завывать?
Чего о покойнике плакать?
Зачем поминать родных? –
Может, не стоит «якать»
В своих описаньях чудных?
Не знаю. Но помню: Горько
Когда ушел мой отец
Мне было горько настолько,
Что чувствовал: Это конец. -
Я никогда не узнаю
Правды его и лжи
Значит, увы! Потеряю.
Хлеба кусок - из ржи.
Тот, что не съел, а бросил;
Тот, что он мне подал.
Узнал, что ушел он; в осень.
Зимой же его потерял.
И жалко было и больно
Так, что я тихо выл
Я осознал невольно
Что значит слово: Жил.
Жил. А, теперь вот – помер.
Больше нет здесь отца.
Я, конечно не Гомер
В горе не надо венца.
Надо – быть человеком.
Чувствовать как-то … сильней.
Пусть отзывается эхом
Боль и потери людей.

Это Ваше?

Можно я сюда Ваши стихи принесу?
Те что мне понравились... sunny

Володя, заразил ты меня, тоже выскажусь.
Написал я пародию на довольно сильную книгу:
http://lib.rus.ec/b/246112/read#r2
Книга неоднозначная, но стоит того, чтобы её прочесть.

Холера-Хам* пишет:: Эпиграф
Я ненавижу попаданцев!

«Посёлок Коренёво, Люберецкого района Московской области.
Шёл дождь.
Мимо маленькой, подмосковной («Откуда знаю?») платформы Коренёво пролетела , не останавливаясь, последняя электричка…какая-то странная, с округлой, обтекаемой оконечностью первого вагона.
Рядом, на мокрой лавочке, лежала мокрая газета…
Человек достал из кармана мокрого пиджака пенсэ, надел- и , близоруко щурясь, прочитал : «Правда. Орган Центрального Комитета КПСС.».
«Вот сволочи, а? До чего обнаглели!»
Товарищ Берия прекрасно, в один момент просчитал ситуацию...»(с).
Тут к нему, совершенно неожиданно, приблизился человек, но свет бил в глаза, со спины приближающегося. Лицо, вмиг, не определить, хотя что-то знакомое, и, успокаивающее, угадывалось.
- Гачерди, квэлапэри цэсригшиа (успокойся, всё в порядке- груз.), раздался голос.
Для Берия, ещё со времён Жордания, Грузинский язык звучал настораживающие. Другое дело, дома, на Мегрельском...
-Морти аш (иди сюда- мегрельск.),- и, повернувшись, встречающий направился к единственному горящему фонарю, с лавочкой под ним.
Берия решил, что ничего опасного в этом нет, тем более, что приглашение было не на литературном Грузинском.
Под фонарём встречающий обернулся, и Лаврентий Павлович, с удивлением, увидел своё лицо. Смотреть на себя, со стороны было непривычно, но после случившегося...
Тов. Павлов решил прощупать виз-а-ви:
- Шэн ромэли хар? (ты которым являешься?- груз.),- спросил он.
- Вэр мицани? (не узнал?-груз),- ответил собеседник и усмехнулся.
- Мунд (задница-мегрельск.),- сказал ЛП.
- Самокритика- это полезно,- откровенно расхохотался встречающий.
- Шэни дэ! (твою ма!- груз.)
- Не надо, матушка у нас одна.
- Так кто ты?
- Вот для этого сядь на лавочку и слушай внимательно, времени у меня не так много, надоело уже, и я, сам себе, а точнее- ты, со всей своей шатией-братией.
Понятнее ничего не стало, но аппаратный опыт подсказал присесть и помолчать. Похоже, у собеседника недержание речи, в таких случаях лучше выслушать, чем торопить, после чего и принимать решения. ЛП сел на лавочку, немного непривычную, но достаточно удобную.
- Лаврентий, ты помнишь свои последние минуты? Я знаю, это- некрасивое напоминание, но это- и мои последние минуты. Ты- это я, а я- это ты, только я возник здесь чуть раньше тебя, и уже успел привыкнуть. Не знаю, что сбилось в небесной канцелярии, но здесь, каждые полчаса, на этой забытой Богом станции, возникаю я. Или ты. Или ещё-кто-то, скажем так- мы. И так- каждые полчаса, почти пятьдесят человек в сутки. Всех надо распределять, по ключевым точкам. Это сперва было легко, когда- куда ни кинь, всюду клин. Первой тысяче проще, всех этих перевёртышей из ЦК и рэспублик заменяли, я уже из второй тысячи. Вот меня и поставили здесь, для адаптации вновь прибывших.
Понятнее стало ещё меньше, точнее- совсем непонятно. ЛП решил задать наводящий вопрос этому "пациенту Кащенко":
- А я- который?
- Ты- уже из десятой тысячи. Ссыпаемся мы сами себе на голову. С одной стороны хорошо, в стране возник явный кадровый голод, одни перерожденцы, а с другой? Как нас самих и куда распределять? В Прибалтике пришлось менять всех, а нам ещё говорили о Латышских стрелках. На Украине- через одного. Белоруссия отличилась, все порядочные, менять никого не пришлось. Школа Машерова.
У ЛП что-то щёлкнуло. Не то, чтобы он поверил, поверить в такое- немыслимо, но решил принять правила игры:
- А что по Закавказью?
- Там оставили только Алексея Ивановича, нашего протеже.
Уникальная память ЛП сразу дала подсказку, хотя фамилию он так и не вспомнил:
- Это- из Армении? Инструктор?
- Не забыл ещё? Да, из духоборов. Правильный человек оказался.
ЛП задумался, хотя виду и не подал. Не может посторонний человек знать такие нюансы. Реально вычислить первую любовь, или первое похмелье. Это просчитывается. Но мимолётная фигура для члена ЦК? Нет, нереально. Фантасмагория становилась реальностью, либо- реальность фантасмагорией. Хорошо, решил ЛП, проверю:
- А что там Паша?
Его виз-а-ви улыбнулся:
- И что мы все так помним Пашу? Неужели из-за перебитого сна, на Новый год, когда он, по простоте душевной, решил поздравить?
ЛП тоже улыбнулся. Этот Грек оказался неплохим журналистом. А жизнь делится на эпизоды. Тогда он, после перелёта с полигона, попал домой только поздно ночью. Прилёг на диване и задремал. Никто не посмел нарушить его сон, так бы и проспал Новый год, если бы не Пал Васильевич. Телефонный звонок был непререкаемым, просто так ЛП не звонили. Вот и в тот раз, звонок от Паши не позволил ему не проспать.
Но встречающий немного посмурнел:
- Нет больше Паши. С октября 1992 г. И ещё многих нет.
ЛП посмурнел тоже. Да, тяжело терять соратников, но дело не только в этом. Он, внезапно, понял, что это всё не розыгрыш, не полёт уставшего воображения, что это- суровая реальность.
- Ты говоришь, что я- в десятой тысяче? Как же мы сами себя различаем? Не по номерам же?
- Первое время было легче. Сперва меняли имя, либо букву в фамилии, от отчества никто из нас не отказался. Были и Бедиа (это-судьба- груз.), и Болоа (это-последний-груз.), когда, на неделю, непонятно почему, мы перестали возникать здесь. Сегодня этим занимаются в кадрах. Как и назначением на место.
- Хорошо. А как тебя?
- Лавр Иверия. Тебе будет сложнее, даже Павлиани и Павлиашвили уже занято. Кременьчук- тоже. Но в кадрах решат.
- И куда же меня?
- Вакансии остались только по Средней Азии. Самарканд, Бухара, Куня-Ургенич. Пока пройди в зал ожидания, электричка будет только через два часа. А мне ещё троих, до электрички, принять и проинструктировать надо.
ЛП встал и направился к залу ожидания, коммунисты не боятся трудностей. Партия приказала: Средняя Азия, значит- Средняя Азия. По пути он вынул из кармана носовой платок, и, несколько иронично, стал завязывать по углам узлы. Пора отвыкать от фетровой шляпы. Довязав четвёртый узелок, ЛП надел платок на голову. Открыл массивную, ещё Сталинскую, дверь в зал ожидания.
На деревянных скамьях зала сидели семеро "я, меня, нас",- он ещё не определился, как называть это явление. Все в так же завязанных по углам носовых платках на голове, и азартно что-то обсуждающих.
"Кадры решают всё", говорил Вождь и учитель.
"Похоже, дефицита кадров ближайшее время не предвидится",- удовлетворённо подумал ЛП и направился к беседующим. Многое надо обсудить.
Жизнь то налаживается.

* Холера-Хам- Форумный ник автора книги, на которую написана пародия.

Эпитафия Марии.
Для меня была ты солнцем,
Свежим воздухом, росою…
Наша жизнь была прекрасной,
Вечным праздником весною.
Ты как летняя ромашка,
Ты как зимняя снежинка,
Так естественно красива,
Так мила и гармонична.
Пролетели как мгновенье
30 лет таких чудесных.
Ты ушла и жизнь померкла,
Солнце светить перестало.
Ты ушла и нет печали
Горше чем моя кручина ,
И в тоске я вспоминаю
Те счастливые мгновенья.
Тот же лес и те же сосны,
И того же цвета небо.
Нет тебя и сиротливо
Мне теперь на свете белом…
Ты ушла меня оставив,
Жди, к тебе приду я скоро.
Без тебя так стало пусто
Так возьми меня с собою.

В.Чанцев..

.

[b]

[b]Валентин Чанцев

ОТЗВУКИ ВОЙНЫ
И немного о мирной жизни.
Рассказы.

Предисловие:-----Когда началась война мне исполнилось девять лет. Помню как все с тревогой слушали речь Молотова 22июня, а мы, пацаны, маленькие наивные дурачки, радовались, наконец то мы покажем этим ненавистным фашистам свою силу и отвагу. Но проходили день за днем, а наша армия все отступала и отступала. В этом отступлении была какая-то неумолимая безъисходность и отчаяние. Казалось, это никогда не кончится. Вот они окружили Ленинград, вот они уже под Москвой. Только отбили их из под Москвы а они уже под Сталинградом! Потребовались неимоверные усилия, чтобы остановить фашистское наступление. Прошли четыре страшных года. и наконец пришла Победа. Стали возвращаться домой уцелевшие герои. О некоторых из них я расскажу. У всех у них были какие-то особенные лица. Они святились счастьем Победы. Они торжествовали, что остались живы в этой страшной мясорубке. Они были молоды, очень молоды, здоровы и впереди у них была целая жизнь, которую они отвоевали у беспощадной смерти!

СВЯТЫХ НЕ БЕРУТ В ДЕСАНТ.

В конце сороковых годов был у меня замечательный знакомый Григорий Хачай.
Был он молод, лет двадцати пяти. Мужественное лицо, седая левая бровь. Черноморский моряк, невысокого роста, весь сложенный из мускулов, мичманка набекрень, широченные клеши, суконная форменка в обтяжку. В холодные дни морской бушлат. Ладно скроенный он был хорош собой.
Войну он начал на крейсере «Червона Украина», который с самого начала войны принимал участие в боях и по защите Одессы и по защите Севастополя. 13ноября 1942 года крейсер затонул на рейде Севастополя в результате попадания авиабомбы.
Еще раньше, возможно во время посещения крейсером Новороссийска, Гришу списали на берег в морскую пехоту. В то трудное для страны время фашисты успешно продвигались вглубь страны, и мы сдавали города один за другим. Они были еще очень сильны и нам приходилось туго. В начале 1942 года они подошли к Кавказу. О битве за Кавказ, о знаменитом генерале Петрове, защищавшем Кавказ, рассказал писатель, герой Советского Союза, Владимир Карпов. Генерал Петров Иван Ефимович защищал Одессу, Севастополь и Кавказ. Впоследствии, по окончания войны, он был назначен Командующим Средне-Азиатским Военным округом и проживал в скромном особняке на улице Пушкина в Ташкенте. А я, тогда пятнадцатилетний пацан, ходил мимо этого особняка в школу № 18,имени генерала Сабира Рахимова.
Но вернемся к героической битве за Кавказ. Вот цитата из повести В.Карпова Полководец.
« Иван Ефимович Петров…применил весьма оригинальный тактический прием наряду с обычными оборонительными действиями войск стал активно засылать группы в тыл врага. « Отряды и группы действовали разрозненно, но причиненный ими урон в людях и в технике, нарушение связи, нападение на штабы, базы снабжения-все это в конечном итоге составляло немалую цифру потерь, осабляло врага, создавало атмосферу нервозности, неуверенности, что отрицательно влияло на боевые действия наступающих частей и соединений.»Все подробности этой тактики генерала Петрова я услышал от Гриши Хачая, задолго до замечательной книги Карпова-«Полководец». В одну из таких десантных групп попал и Гриша. Группы на парашютах забрасывали в тыл к фашистам и там они громили штабы, тылы, гарнизоны и склады. По возвращении, отличившихся награждали и всем давали несколько дней отдыха.
Парни они были очень молодые, рисковые и дерзкие. Дело происходило на Кавказе, где вина во все времена было хоть залейся. Кругом стосковавшиеся по мужской ласке молодые ядреные казачки. После боев хотелось расслабится. Вообщем , как рассказывал Гриша, все заканчивалось гауптвахтой. Всех разжаловали в звании, лишали наград и сажали на гауптвахту. Но приходило время, нужно было забросить новый десант. Виновных прощали и снова забрасывали в тыл к немцам. По возвращении всем возвращали звания, награды. Награждали новыми наградами и давали несколько дней отдыха. Все повторялось!
Гриша был участником знаменитого десанта Цезаря Куникова и участником боев на Малой земле. Именно от Гриши я услышал впервые, еще в конце сороковых годов, и о названии Малая земля, и о Цезаре Куникове, и о разбитом пулями товарном вагоне. Вот как вспоминает об этом В.Карпов». На узкой полоске земли, на окраине Новороссийска, что тянется вдоль Приморского шоссе и железнодорожной линии, между цементными заводами и морем сейчас как реликвия Великой Отечественной войны стоит на высоком постаменте обыкновенный железнодорожный вагон. Собственно, это уже не вагон, а лишь его железный остов, весь изрешеченный пулями и осколками.… На вагоне не осталось ни куска дерева! На этом своеобразном памятнике надпись: «Здесь 11 сентября 1942 года доблестные воины частей Советской Армии и Черноморского флота преградили путь врагу на Кавказ, а через 360 дней во взаимодействии с морским десантом и частями с « Малой земли» начали штурм Новороссийска и 16 сентября 1943 года разгромив фашистские войска, освободили город»
Вот только о геройстве Брежнева Гриша ничего не рассказывал, а он ведь отвоевал на Малой земле с первого дня до последнего. Затем Гриша был участником нашего десанта в Крым, на мыс Эльтиген. Вот как об этом вспоминает В. Карпов. « На карте чуть южнее Камыш-Бурунского мыса был заштрихован небольшой пятачок на крымском берегу. Передовые отряды 318 дивизии зацепились за эльтигенский плацдарм. Уже несколько часов они вели тяжелый бой». Это трагическая история. Немцы окружили десантников. Часть десанта прорвалась к горе Митридат. Порыв прикрывали тяжелораненые десантники. Часть десанта была сброшена в море и фашисты расстреливали его с берега из пулеметов. Гриша, один из немногих, переплыл Керченский пролив и выжил! Как он рассказывал, он вначале сбросил бушлат, затем стянул сапоги и выплыл из штанов. Доплыв до Кавказского берега, обессиленный Гриша уснул прямо на берегу. Когда его спрашивали, как же он переплыл Керченский пролив, Гриша скромно отвечал: «А что было делать?» Вообще Гриша не очень любил вспоминать о своих подвигах. Он был скромен, хотя орденов у него было во всю его широкую грудь.
Кончилась война и Гришу, отчаянного, веселого и еще очень молодого парня, направили учиться в военное училище морских летчиков, которое тоже было на Кавказе. Кажется это было в Ейске. Гриша успешно учился и остался ему последний самостоятельный ночной полет. И вот Гриша успешно завершает полет и возвращается на базу. Прилетит и все, он офицер, летчик Военно- морской авиации. Умопомрачительная форма, кортик, высокая зарплата! Жизнь удалась! Летит и видит, как внизу на ярко освещенной танцплощадке идет веселье и танцы, и там его друзья, курсанты училища. Про эти танцы хорошо рассказывала Народная артистка СССР Нона Викторовна Мордюкова. Возможно она помнила и эпизод, о котором рассказывал Гриша.
Как верно сказано –» святых не берут в десант». Гриша решил пошутить. Включив сирену он спикировал на танцплощадку. Война только кончилась, у всех еще на памяти бомбежки и страх перед самолетами. Танцплощадка опустела. А Гришу, за хулиганский поступок, отчислили из училища. Страна лишилась геройского летчика.
Несмотря на такой удар судьбы, Гриша все равно был всегда весел, улыбчив и приветлив. Привет тебе Гриша и удачи!

ИСТРЕБИТЕЛИ ТАНКОВ.

Нельзя не вспомнить о двух моих приятелях-братьях Жуковых.
После войны я, пятнадцатилетний пацан, жил в Ташкенте. Неподалеку от нас жили два брата - Жуковы, Володя и Георгий. Или Жорка, как мы его все звали. Володя был старший брат, он был с 1926 года, Жорка же был с 1928 года, чуть старше нас, пацанов не успевших повоевать и горько об этом жалевших. Братья Жуковы же, несмотря на молодость, успели повоевать, надо думать подделали свои документы. Ведь Жорке, когда окончилась война, было всего лишь 16 лет. Братья имели награды и были демобилизованы после ранения. Как не трудно догадаться - тяжелого.

На фото: Крайний слева в 1м ряду
Володя Жуков. Сидит на корточках Жора.
Я справа, в кепке. Мне 19 лет.

Причем повоевали они не где- нибудь! Они были артиллеристами- истребителями танков. Старший брат Володя был более общителен и охотно рассказывал о боевом прошлом. Помню у него была не обычная военная форма. Не зеленая, как у всех, а черная. На рукаве скрещенные пушки.
Как рассказывал Володя, истребители танков с противотанковой пушкой, выкатив ее на передовую, били по танкам прямой наводкой. Это была дуэль опасная и беспощадная. Кто кого! И не всегда удавалось победить в этой дуэли.
Как то недавно, наш замечательный поэт Михаил Танич, ныне покойный, к глубокому сожалению, выступая по телевизору, вспоминал о своем фронтовом прошлом. Оказывается Михаил Танич был истребителем танков, командиром противотанкового орудия. Показывал он и свои фронтовые фотографии. На одной из фотографий орудийный расчет, которым командовал Михаил Танич. И вдруг я вижу, крайний справа, юный, улыбающийся Володя Жуков. Может быть я ошибаюсь, но мне кажется, что нет. Ведь мир так тесен! И не так много в этом мире отважных истребителей танков. Не правда ли Михаил Исаевич? Недавно Михаил Исаевич ушел в мир иной, где Володя и Жора, тоже неизвестно, Да не все ли равно, все они были герои.!

ВСЮ ВОЙНУ В ПЛЕНУ.

Еще один мой знакомый Василий Корсюков. Василию Корсюкову не повезло. В самом начале войны он попал в плен к фашистам и сидел в концлагере. Сделав подкоп под колючей проволокой, Василий бежал с несколькими товарищами. Их догнали, травили собаками и били до полусмерти. Отлежавшись, Василий снова бежал. Опять догнали и отправили в Освенцим. Василий умудрился сбежать и оттуда. Снова поймали и отправили в концлагерь Заксенхаузен. А может Маутхаузен, сейчас уже точно не помню. Знаю только, что это было в Австрии. Василий рассказывал, как они цепочкой таскали по узкой горной тропинке огромные камни. А эсэсовцы развлекались - толкнут одного верхнего, и вся цепочка падает, а некоторые улетают в пропасть.
Василий убежал и оттуда. Как он рассказывал, его с приятелем запрятали под пол в строящемся доме. Они просидели под полом несколько суток пока немцы интенсивно искали беглецов. Когда немцы успокоились, Василий с товарищем приподняли одну, заранее слабо прибитую половицу, вылезли из дома и пошли на Восток. На этот раз им повезло. Пройдя по ночам половину Европы, они вышли к линии фронта, в расположение Польской освободительной армии. Долго не могли понять кто это? Свои или нет! Наконец решились. Поляки их покормили и передали нашим. А там СМЕРШ допросы и выяснения обстоятельств пленения и побега. Не было бы счастья, да в этот день погиб водитель комдива, а Василий до войны был водителем. Комдив взял его вместо убитого водителя и остаток войны Василий возил комдива на американском Виллисе.

ДРУГИЕ ГЕРОИ.

Не могу не вспомнить о еще одном моем хорошем знакомым, Герое Советского Союза, летчике эскадрильи Нормандия-Неман Барсуковое Василии Николаевиче.
Не каждый может похвастать знакомством с таким замечательным человеком. Я могу! Мне пришлось в течение нескольких лет работать с Василием Николаевичем в одном Научно- исследовательском институте, куда пришел работать Василий Николаевич после выхода в отставку в звании полковника. Я не просто работал вместе с Василием Николаевичем, но и был хорошо знаком с ним и даже знаком с его мамой, которая жила в городе Реутов. Как- то однажды мне довелось проводить свой очередной отпуск вместе с Василием Николаевичем в ведомственном доме отдых « Покровское». Василий Николаевич замечательно рисовал маслом и подарил мне свой пейзаж, который я до сих пор бережно храню и мечтаю подарить его французской эскадрилье Нормандия –Неман.
Вскоре я перешел работать в другой НИИ и связь с Василием Николаевичем прервалась.
Мой хороший знакомый - Виталий Степанович Тырин, в составе дивизиона
« Катюш», прошел 7 ноября 1941 года по Красной площади и отправился на фронт. Немцы стояли уже в ближнем Подмосковье и рассматривали Москву в бинокли.
Виталий Степанович успешно отвоевал всю войну и после войны окончил Ленинградский Военно – Механический Институт. По окончании института он был направлен на работу в легендарный институт, которым тогда руководил Академик Берг Аксель Иванович. Из этого института вышли множество замечательных ученых и руководителей. Например Расплетин, Плешаков, Емохонов и многие другие. Виталий Степанович был замечательным инженером и вскоре стал руководителем конструкторского отдела. В этой должности он и проработал до пенсии, успешно решая сложные технические задачи.
Последнее время очень много говорят о чрезмерной жестокости нашего командования. Были заградотряды, которые расстреливали своих отступающих. Некоторые генералы гнали в лоб на стену губительного огня своих солдат, а по трупам гнали новую волну наступающих. Все это было, и сейчас легко рассуждать сидя на диване, как надо было и как не надо было. Но однажды вот что мне сказал наш директор оборонного НИИ, генерал Мажоров Юрий Николаевич, который провоевал всю войну.« Враг был очень силен», сказал Юрий Николаевич. «Нас застали врасплох и мы все пятились и пятились назад, не имея решимости остановится. Нужно было выработать в каждом воине решимость победить даже ценой собственной жизни. А это очень не просто! И зачастую побуждающие меры были очень жесткими и даже жестокими. А порой и не справедливыми. Иначе победить было невозможно» .Где то я прочитал: « Побеждает не тот, кто стремится сохранить свою жизнь, а тот, кто готов пожертвовать жизнью ради победы.»

Военное детство.

Великая Отечественная война оставила в каждой Советской семье тяжелый неизгладимый след. Десятки миллионов безвестных героев остались лежать на полях сражений. Сколько страданий пришлось пережить каждому Советскому человеку. В том числе и детям и старикам. Пересказать трудно.
У моей жены-Маши, была геройская бабушка и геройский старший брат.
Вскоре после начала войны немцы начали бомбить Москву. Маше тогда было всего 4 года. Когда родителей не было дома и начиналась бомбежка Маша пряталась под кроватью и дрожала от страха слыша разрывы фугасок, шипение зажигательных бомб и выстрелы зениток. Странный мистический случай произошел тогда с Машей. Сидела она во время очередной бомбежки под кроватью и вдруг видит напротив себя, под этой же кроватью, своего двойника. Такую же девочку, в такой же белой матроске, были тогда такие детские костюмчики, и с такой же царапиной на коленке! Девочка смотрит на Машу и молчит, и Маша смотрит, и слова вымолвить не может. Страх сковал бедную Машу, и она потеряла сознание. Когда Маша очнулась, той девочки уже не было, а Маша всю жизнь задавала себе вопрос: « Так кто я? Я это я, или я это та девочка?»
Когда родители во время бомбежки оказывались дома, то мать хватала детей и они прятались в бомбоубежище. Надо сказать бомбоубежище было обычным подвалом четырехэтажного кирпичного дома с деревянными перекрытиями. Подвал благоустроили, поставили скамейки , но конечно он не был рассчитан на прямое попадание фугаски. Но другого то ничего не было. Те, кто жил вблизи станций метро, прятались в метро. А остальные в таких вот импровизированных бомбоубежищах. Сигналом воздушной тревоги был душераздирающий вой сирены, сопровождаемый громким многократным сообщением по радио тревожным голосом-«граждане воздушная тревога, граждане воздушная тревога…» От одного воя сирены и тревожного голоса можно было умереть. А тут еще взрывы, выстрелы и прожектора шарят по небу в поисках вражеских самолетов. Сидеть в бомбоубежище часто приходилось до поздней ночи. Маленькие дети устав засыпали и после отбоя их несли домой на руках. Старшие же бежали на крышу, наблюдать картину сражения. На чердаке стояли ящики с песком, чтобы тушить зажигалки. И дети постарше активно участвовали в тушении зажигалок. Утром невыспавшимся родителям на работу.
Чтобы уберечь детей, а их было семеро, родители вывезли их в деревню, к бабушке. Бабушку звали Александра Филипповна Казакова, было ей лет около 50.
Жила бабушка в деревне Настасьино, которая находилась возле города Наро-Фоминска, на левом берегу речки Плесенки, притока реки Нары. У бабушки в деревне был большой деревенский дом с большим участком и с садом. В саду росли яблоки, сливы, вишня, малина смородина. У бабушки была своя корова, а значит и парное молочко и сметана и творог. Весной у коровы родился телёнок . Рядом небольшая речка, лес. Вобщем раздолье для детей. Бабушка жила со своей младшей дочерью-Шурой, которая была не на много старше старших маминых детей. После голодной Москвы и бомбежек жизнь в деревне казалась раем. Раз в неделю мама приезжала в деревню из Москвы и привозила полученный по карточкам хлеб. Все было бы прекрасно, если бы не война!
Фашисты быстро продвигались и вот они уже близко! Бои под Наро-Фоминском были жестокими. Кто помнит, говорят река Нара была красная от крови. Родители еле успели вывести детей обратно в Москву. Маша вспоминала, как их везли на телеге, а бабушка стояла в длинной юбке на дороге и махала рукой им вслед. На телеге доехали до города , а дальше на попутных машинах. Электрички не ходили. Еле добрались до дома со своим табором.
А уже назавтра фашисты вошли в бабушкину деревню и стали ловить кур, поросят и прочую живность, а бабушку и ее соседку стали заставлять стирать их фашистское грязное белье. Бабушка и соседка наотрез отказались, за что фашисты их расстреляли, тут же, возле сарая.
Младшая бабушкина дочь Шура и соседи похоронили убитых. Их могила до сих пор цела, в лесу ,возле деревни. Немцы заняли большинство домов и Шура и другие жители деревни вырыли в лесу землянки и жили в них до освобождения деревни. Но обо всем этом стало известно позже, когда прогнали фашистов.
Александра Филипповна была беспартийная простая, малограмотная, русская женщина. К тому же раскулаченная Советской властью. Конфисковали самовар. Но у бабушки были убеждения, которые были ей дороже жизни. Не много таких людей приходилось мне встречать в жизни.
Москву продолжали бомбить, предприятия минировали, чтобы они не достались врагу, если придется Москву оставить. Фашисты уже стояли у ворот Москвы и в Москве было объявлено чрезвычайное положение. Мародеров грабящих магазины расстреливали на месте. В начале октября в Москве поднялась паника. Люди хотели покинуть Москву. Поезда, автомобили были переполнены. Многие уходили пешком. В это тревожное время, в конце октября 1941 года, Машин старший брат, внук той самой расстрелянной бабушки, - Юрий Калугин сбежал на фронт. Юра стащил из дома отцовские валенки, продал их на рынке и сбежал на фронт. Побег удался. Юра долго пробирался по дорогам забитым войсками и беженцами. Куда он идет он плохо представлял. Просто понимал, что надо идти навстречу потоку беженцев и в ту же сторону, что и войска идущие на фронт. На подростка никто не обращал внимания. Было не до него! Ночевал, где придется. Ел, что перепадет. Так блуждая Юра оказался на северо-востоке Москвы. Вблизи Волоколамска, в направлении главного удара фашистских войск. Юру подобрали танкисты первой танковой бригады Катукова. Сжалились над худым, оборванным, грязным и голодным пацаном. Танкистам нужно было разведать обстановку на территории занятой немецкими войсками. Юра вызвался сходить на разведку в одиночку. Танкисты согласились. Лучшего варианта было не придумать. Юра сходил на разведку, вернулся и принес ценные сведения. Так он остался у танкистов. Ему подобрали обмундирование, ботинки, кормили пацана. Юрина судьба очень похожа на судьбу героя повести "Иван" известного писателя Богомолова. По этой повести режиссером Тарковским был снят фильм "Иваново детство". Танкисты сделали Юру разведчиком. Его переодевали то под бродягу, то под девочку подростка и в одиночестве отправляли в фашистский тыл. Возвращаясь он приносил командованию ценные сведения, отдыхал и снова шел на разведку.
Юра рассказывал, чтобы запомнить, что он видел в немецком тылу, он складывал в карманы условные предметы-камешки, веточки, шишки. Предметы эти обозначали-танки, пушки и др. Придя к своим, Юра выворачивал карманы и вспоминал увиденное.
Танковая бригада Катукова была придана 16 армии ,которой тогда командовал К.К. Рокоссовский. Вот как об этих боях вспоминает Маршал Г.К. Жуков.
«Бои 16-18 ноября для нас были очень тяжелыми. Враг, не считаясь с потерями, лез напролом, стремясь любой ценой прорваться к Москве своими танковыми клиньями. С беспримерной храбростью действовала переданная в состав 16-й армии 1-я гвардейская танковая бригада. Теперь, в ноябре, защищая подступы к Москве, гвардейцы-танкисты новыми подвигами еще выше подняли свою боевую репутацию»
Так Юра оказался в самом пекле сражения и оказался востребован.
После разгрома немцев под Москвой танковую бригаду преобразовали в танковую армию.
А Юра продолжал ходить в разведку. Однажды Юра не уберегся и попал в лапы фашистам. После допроса его вывели на расстрел с группой других взрослых военнопленных. Во время расстрельного залпа Юру прикрыл собой один неизвестный моряк. Пуля ударила Юру в плечо, он потерял сознание и упал . Его закопали в общей могиле. Ночью Юра очнулся, выбрался из неглубокой могилы, перешел линию фронта и вернулся к своим.
Рану перевязали в медсанбате и она быстро зажила. После этого, уже подросшего Юру перестали посылать в разведку, а пересадили в танк- заряжающим.
Во время Курской битвы Юра уже был шестнадцатилетним танкистом и участвовал в знаменитом сражении под Прохоровкой в составе армии Катукова.
За 4 суток ожесточенных боев(с 6 по 9 июля) армия потеряла 452 танка из них половину безвозвратно. В составе армии 1/3 составляли легкие танки Т-70, которые были легкой мишенью для немецких танков. В таком танке и был заряжающим Юра. Танк подбили . Юра забрался на чердак одного из домов деревни Прохоровка. По дороге удалось позаимствовать у убитого немца шмайсер, но толку от него было мало. Кругом были немцы. Долго пришлось тихо сидеть на чердаке. Другие члены экипажа погибли, а одному воевать против большого количества врагов было глупо. Остальные уцелевшие экипажи подбитых танков также разбрелись кто куда. Часть танкистов схватилась врукопашную с такими же экипажами немецких подбитых танков и с немецкой пехотой. Большинство этих танкистов погибло. Другая, меньшая часть, сумела спрятаться кто где.
На следующий день к Прохоровке подошли танкисты Ротмистрова. Фашисты побежали, и Юра разрядил шмайсер в бегущих врагов. Так Юра остался жив и невредим в этой страшной мясорубке под Прохоровкой. Ему даже присвоили звание младшего сержанта.
Затем Юра продолжал воевать в составе танковой армии Катукова, дошел до Берлина. Армия Катукова брала Зееловские высоты. Продвигаясь шаг за шагом танки вошли в Юго-восточную часть Берлина, форсировали Шпрее и овладели Зоопарком в центре Берлина и частью парка Тиргартен близ Рейхстага. Во время боя многие звери разбежались и, как рассказывал Юра, он ехал на танке, а навстречу им шел сбежавший из зоопарка тигр, не танк, живой. Бои в Берлине были трудными для танкистов. Из каждого окна выглядывали фаустники и автоматчики. На улицах, в подворотнях, стояли противотанковые пушки. Но танки самоотверженно поддерживала пехота и артиллерия. Пехотинцы и артиллеристы уничтожали фаустников и немецкие противотанковые пушки и помогали танкам двигаться вперед. В окнах домов появлялись белые флаги и Берлин пал.
Еще один эпизод вспоминал Юра. Трудно его оценить положительно, но что было то было. Война окончилась и Юра, молодой 18 летний победитель-старшина, шел по берлинской улице с трофейным пистолетом на боку. Вдруг он услышал крик немецкой женшины-«хильфе, хильфе»(помогите, помогите) Юра вбежал в дом и увидел как наш офицер пытается изнасиловать немецкую женщину. Ты что делаешь, крикнул ему Юра. Офицер схватился за кобуру, а у Юры сработал рефлекс, он мгновенно выхватил пистолет, выстрелил и попал офицеру прямо в лоб.
По окончании войны Юру оставили служить в оккупационных войсках в Германии. В звании старшины прослужил еще 4 года. Играл в футбол за сборную ГСВГ. После демобилизации вернулся домой, в Москву. Герой войны, вся грудь в орденах. В купленном в Германии чемодане подарки для родителей, братьев и сестер. Женился, работал шофером. Случайно задавил человека, был осужден и отсидел несколько лет в тюрьме. После этого Юра дал зарок не садится больше никогда за руль автомобиля. Много лет он работал в шиномонтаже. Работа тяжелая и вредная. Военных фильмов Юра смотреть не мог, он начинал нервничать, его начинало трясти. Вспоминать о войне он не любил и делал это с большой неохотой. Когда Юра сталкивался с какой нибудь несправедливостью, переживал, нервничал и говорил: « на фронте за это расстреливали». Каждый год, 9 мая, Юра приходил к нам с Машей в гости. Этот праздник был для него святым. А Маша была любимой сестрой. Умер Юра лет двадцать тому назад. Царствие ему небесное и пухом земля. Он так и не вернулся с той войны, не сумел. Так и пытался жить по ее законам и страшно переживал, когда это не получалось.
В той жестокой войне мы победили, потому что у нас были такие бабушки и у них были такие внуки.

[

[/b]

Министр радиопромышленности СССР, генерал-полковник,
Плешаков Петр Степанович
Посчастливилось мне, молодому инженеру, поступить в 1958 году на работу в Центральный научно- исследовательский радиотехнический институт (ЦНИРТИ), в то время он имел название ЦНИИ 108, сейчас-ФГУП «ЦНИРТИ им. академика. А.И.Берга»,Роскосмоса. Институт это был легендарный во всех отношениях. Во-первых, располагался на улице Ново- Басманной, в здании бывшей Промакадемии. В этом учебном заведении учились жена И.В.Сталина - Надежда Аллилуева и будущий глава СССР, Никита Сергеевич Хрущев. Во-вторых, первым директором института и его создателем был легендарный адмирал-ученый, Аксель Иванович Берг. В третьих, этот институт положил начало созданию в СССР Министерств радиопромышленности и электронной промышленности. В четвертых, Институт был кузницей кадров, как научных, так и руководящих. Из его стен вышли такие известные ученые и организаторы промышленности, как А.И.Берг, А.А. Расплетин, М.А. Леонтович, Б.Ф.Высоцкий, Я.Н.Фельд, В.А.Фок, Б.А.Введенский, С.Г.Калашников, Я.А. Федотов, И.С.Гоноровский М.С.Нейман, Л.А.Вайнштейн, П.С.Плешаков, Н.П. Емохонов, Г.Я. Гуськов, В.П. Романов, В.П.Сосульников и многие другие.

В довоенные годы роль радиотехники ограничивалась только радиосвязью.
Основатель ЦНИРТИ и его первый директор, академик АН СССР, адмирал-инженер, Герой Социалистического труда Аксель Иванович Берг, сумел, в трудный период Великой Отечественной войны, убедить И.В. Сталина в необходимости расширения роли радиотехники, развития в стране радиолокации, радиопротиводействия, радиоуправления и создания Главного управления радиолокационной промышленности, а потом и Государственного Комитета по Радиоэлектронике. Как вспоминал потом Аксель Иванович, во время его доклада Сталину, Сталин ходил по кабинету, курил и ругался, что ничего не понимает, что я ему не так объясняю. Но Аксель Иванович терпеливо и настойчиво объяснял Сталину роль радиолокации и роль радиотехники в военной технике и сумел убедить Сталина.
В 1958 году меня приняли на работу в ЦНИРТИ, в конструкторский отдел, которым тогда руководил не менее легендарный и замечательный человек, один из создателей первой отечественной РЛС - Николай Яковлевич Чернецов. А перед этим мне пришлось пройти собеседование с Главным инженером института, тоже известным специалистом, Теодором Рубеновичем Брахманом.
Директором же института в то время был только что назначенный на эту должность 36 летний военный инженер, Петр Степанович Плешаков, будущий министр радиопромышленности. По нынешним понятиям это был совсем молодой человек. Но за плечами его было многое. К этому времени Петр Степанович успел окончить отдельный военный факультет связи Красной Армии, участвовал в Великой Отечественной войне, в необъявленной корейской войне и поработал в ЦНИРТИ в должности завлаба. К моменту назначения директором института Петр Степанович уже обладал громадным опытом и научным потенциалом. Но главное он обладал системным мышлением. В те годы редким и для многих мало понятным.
Структура института в то время копировала структуру академических НИИ, то есть состояла из мало специализированных лабораторий, возглавляемых крупными, известными специалистами. Такая структура была приспособлена к развитию науки, но плохо приспособлена к взаимодействию с промышленными предприятиями и к внедрению научных достижений в оборону страны и в ее народное хозяйство.
Заслуга Петра Степановича в том, что он сумел повернуть институт лицом к промышленности и к нуждам обороны.
Именно Петр Степанович начинает энергично развивать направление радиоэлектронной борьбы, которое становится основным для ЦНИРТИ на все последующие годы и проводит реорганизацию структуры института. При нем отдельные лаборатории были объединены в специализированные отделы, а отделы в специализированные сектора, каждый из которых занимался разработкой определенных, специальных радиотехнических аппаратов, комплексов и систем для удовлетворения потребностей, в первую очередь, военной техники. Одной из главных задач, поставленных Петром Степановичем перед новыми структурными подразделениями, была задача создания не только отдельных образцов радиотехники, но и разработка комплекта конструкторской документации для воспроизведения этой радиоаппаратуры на промышленных предприятиях. Наши разработки успешно внедрялись, шли в серийное производство.
От проведения научно- исследовательских работ (НИР), институт перешел к проведению опытно-конструкторских работ (ОКР). А это требовало от ученых и инженеров существенного изменения привычного стиля работы. Не всем это было понятно и не все к этому были готовы. Помню, Петр Степанович собрал в конференц-зале института его инженерный состав и начал объяснять нам новизну стоящей перед институтом задачи. « Наша продукция не железки, которые вы мастерите в своих лабораториях», говорил, обращаясь к нам, Петр Степанович. «Продукция института - конструкторская документация, по которой можно воспроизвести на заводах созданные вами железки».
Это было так непривычно, неожиданно и ново, особенно для ученых, привыкших мастерить и экспериментировать на своем столе.
Вот как вспоминает о господствующем в то время стиле ветеран ЦНИРТИ А.И.ШИРМАН.
Индикатор «В» (сопровождения целей), разрабатывал участник войны Самуил Вениаминович Хейн. Свой блок он разрабатывал методом, который на радиолюбительском жаргоне можно назвать методом «соплей». Хейн обходился без лабораторного макета блока, а макеты отдельных узлов блока лежали прямо на столе и были соединены длинными проводами. Когда Хейн выходил из комнаты, свою паутину он накрывал принесенным из дома старым байковым одеялом…
Проведение ОКР требовало совсем другого стиля работы. Творческая научная работа стала занимать не более 10% всего объема работ. Добавилась огромное количество рутинной работы. Во первых, необходимо было ликвидировать привычные «сопли» и оформить макет в виде законченного конструктива. Этот действующий макет необходимо было подвергнуть разнообразным испытаниям на воздействие предельных температур, вибраций, ударной нагрузки, воздействию влаги и т.д. Для ученых все это казалось недостойной их высоких познаний рутиной и вызывало недовольство требованиями Петра Степановича. Но Петр Степанович был неутомим, настойчив и требователен.
Навсегда запомнились совещания и оперативки, которые проводил Петр Степанович, в которых пришлось иногда участвовать и мне, молодому инженеру. Стремительной, уверенной походкой, словно вихрь, Петр Степанович появлялся в помещении, где проводилось очередное совещание. Всегда очень внимательно выслушивал информацию о сделанном с момента предыдущего совещания, затем просил высказаться тех, кто по тем или иным причинам не выполнил порученных работ. Память у Петра Степановича была великолепная, и он помнил мельчайшие детали. Раздражали Петра Степановича факты безответственности, халатности, невнятные объяснения, неконкретные сообщения. В эти минуты и без того громкий голос Петра Степановича звучал раскатами грома! Ноздри раздувались, глаза сверкали гневом и буквально впивались в провинившегося. В эти минуты Петр Степанович мог использовать и какое-нибудь крепкое словцо, правда, тут же спохватывался, и, если присутствовали женщины, всегда извинялся. Надо сказать, что, несмотря на свою эмоциональность, он никогда не позволял себе обидеть, или оскорбить человека.
Интересно, что, сколь бы не были серьезны разборки на совещании, никто, как правило, официально не наказывался. Просчеты, или ошибки, если такое случалось, обычно исправлялись мгновенно. Любому специалисту достаточно было выслушать упреки Петра Степановича и после этого работать с утроенной силой. В коллективе сотрудников института Директор пользовался большим, заслуженным авторитетом и любовью. За глаза все называли его любовно «Петя».
Петр Степанович всегда был доступен и исключительно прост в общении. Вот интересная деталь поведения Петра Степановича. В те годы вышел на экраны замечательный французский фильм Жака Ива Кусто «В мире безмолвия». Это был фильм о первых в мире, как сейчас их называют, дайверах, а тогда это называлось просто- подводное плавание. И, сразу же после выхода фильма, в Морском клубе ДОСААФ были организованы курсы подводников. Прорваться на эти курсы было чрезвычайно трудно. Нужно было пройти придирчивую медицинскую комиссию и представить ходатайство комитета ДОСААФ вашего предприятия, с просьбой о вашем зачислении на курсы. Да и мало кто знал об этих курсах. Я, случайно узнав об открытии таких курсов, развил бурную деятельность, прорвался на эти курсы, успешно их закончил и получил удостоверение инструктора по подводному плаванию.
Закончив курсы, я организовал в институте секцию подводного плавания. Институт приобрел пару аквалангов, ласты, маски, сняли в бассейне воду и начали освоение нового вида спорта. Я с увлечением обучал моих коллег по работе этому увлекательному виду спорта и совершенствовал свои навыки. Все это, конечно, в не рабочее время. И вот, подходит ко мне мой приятель, Володя Тюленев, и говорит, что Петр Степанович узнал о нашей секции подводного плавания и изъявил желание освоить новый вид спорта. Я сообщил Володе дни и часы, когда мы занимаемся в бассейне в Лужниках, и мы стали ждать приезда Петра Степановича. И он не заставил нас долго ждать. В ближайший же день приехал в бассейн, я его встретил и мы начали ускоренный курс обучения.
Я ознакомил Петра Степановича с аквалангом, объяснил и показал, как им пользоваться. Затем я надел акваланг на Петра Степановича и, стра*нецензурная брань* его, поплавал с ним в бассейне. Затем мы проделали вместе с ним одно из упражнений. В аквалангах, опустились на дно. Затем, сняв их, всплыли на поверхность, оставив акваланги на дне бассейна. Затем снова нырнули на дно бассейна, подключились к аквалангу, надели их и всплыли. Это довольно сложное упражнение, требующее некоторых навыков. Петр Степанович все легко освоил, остался доволен посещением, поблагодарил меня и довольный уехал. С тех пор, при встрече, Петр Степанович всегда подходил ко мне и здоровался за руку. Я смущался, старался не попадаться ему на глаза.
А вскоре Петра Степановича назначили первым заместителем Министра радиопромышленности, и он покинул ЦНИРТИ. Вместо него был назначен директором ЦНИРТИ Николай Павлович Емохонов, будущий первый заместитель Андропова. Я, к этому времени уже закончил двухгодичный курс обучения при МЭИ, по специальности Электроника и Автоматика, стал начальником лаборатории электропривода. Лаборатория была создана для разработки электромеханических приводов пассивных головок самонаведения, и не без инициативы Петра Степановича. Прошло уже много лет, Петр Степанович давно стал Министром радиопромышленности, но он никогда не забывал наш ЦНИРТИ, приезжал в институт и интересовался работами.
Со временем, в моей лаборатории сложился очень хороший коллектив, замечательные, талантливые инженеры, высочайшего класса слесари-механики. Думаю, сегодня таких специалистов уже просто нет. Кроме основной работы, нам, между делом, удалось создать Робота-гравировщика. Для своего времени это была новинка. В качестве своеобразной рекламы, мы скопировали подлинную подпись Петра Степановича и выгравировали ее на своем Роботе. В один из приездов Петра Степановича в институт мы продемонстрировали ему свою работу. Он остался доволен и посоветовал открыть ОКР, разработать конструкторскую документацию и освоить производство этих роботов на одном из заводов Министерства.
В начале 70 годов прошлого столетия в СССР началось развитие систем автоматизированного проектирования (САПР). В один из очередных приездов Петра Степановича в институт, он поинтересовался тем, как в институте обстоят дела с развитием и освоением САПР. Оказалось, что институт в этом направлении сильно отстал, Практически не было ничего, кроме одного координатографа для изготовления фотошаблонов и груды бракованных фотошаблонов.
Петр Степанович был разгневан. Он устроил разнос тогдашним руководителям института. Пообещал приехать через 3 месяца и проверить как будет исправлено положение. Руководство института начало лихорадочно искать жертву, на которую можно было повесить эту трудную проблему. И тут подвернулся под руку я со своим Роботом. На меня буквально насели и потребовали взяться за решение этой сложной проблемы. Напрасно я лепетал, что я ничего в этом новом деле не понимаю, мне тут же говорили, что и они не понимают, и никто не понимает и, я просто обязан спасти институт. Я говорил, что я беспартийный, мне говорили, что ничего, ты еще вступишь в партию. Короче, мной заткнули эту пробоину в корпусе ЦНИРТИ и меня назначили начальником вновь созданного отдела САПР, в составе которого оставили и мою прежнюю лабораторию со всеми ее немалыми проблемами.
Через три месяца Петр Степанович, как и обещал, приехал в институт и присутствовал на совещании, на котором рассматривали и вопрос о САПР. Пригласили на совещание и меня. Наш директор, носивший звание генерал-майора, и одновременно имевший очень серьезное инженерное образование - Мажоров Юрий Николаевич, доложил, что в институте уже создали отдел САПР, назначили начальника этого отдела и сформировали кадровый состав отдела. Отдел, действительно к этому времени кое-что уже сделал. Петр Степанович поинтересовался, кого назначили начальником отдела. Директор ему ответил, что назначили начальником отдела Чанцева. «Я знаю Чанцева» - сказал Петр Степанович. Я чувствовал себя неловко, но встал и поздоровался с Петром Степановичем. Он пожелал удачи. Больше мы не встречались.
О личных качествах Петра Степановича говорит, такой случай, произошедший в бытность его членом Государственной комиссии, контролирующей подготовку и пуск ракет, выводящих на орбиту спутники. Ракета подготовлена к пуску со спутником, в котором смонтирована аппаратура института, но последняя проверка выявляет неисправность в ней. Как быть? Откладывать пуск - значит, разряжать ракету. Сегодня это трудно даже представить, чтобы какой-то министр, что-то умел делать сам, но в наше время это вполне могло быть: Плешаков, не привлекая никого, сам взбирается на изделие и устраняет неисправность.
Ракета сохранена, пуск произведен, спутник вышел на заданную орбиту, информация идет.… Происходило это на полигоне в Плисецке. В составе этой аппаратуры был и блок гетеродинов, конструкцию которого разрабатывала наша лаборатория. Слава Богу, неисправность была не в нашем блоке.
Еще две подробности о Петре Степановиче. Министр обороны США Р.Макнамара назвал Плешакова одним из наиболее опасных и в то же время компетентных противников в списке деятелей советского ВПК периода «холодной войны». Увы, сегодня в стране таких единицы.
И еще один факт. В кабинете американского генерала, командующего стратегической авиацией США висел портрет Петра Степановича Плешакова. Вот как объяснял это американский генерал. « Для того, чтобы быть постоянно в форме, я должен ежедневно видеть лицо своего главного противника.»
Где то в 1990 году, уже после смерти Петра Степановича, на территории института был установлен бюст нашего бывшего Директора.. Я уже работал в другом НИИ, но мне позвонил ученый секретарь ЦНИРТИ, Юрий Николаевич Ерофеев. Сообщил об открытии памятника и предложил приехать на это мероприятие. Конечно, я с удовольствием приехал, поклонился Петру Степановичу и положил к подножию памятника цветы. А впоследствии я написал гимн ветеранов ЦНИРТИ, в котором есть слова и про Петра Степановича.

ГИМН ВЕТЕРАНОВ ЦНИРТИ

Альма матер, альма матер,
наш родной ЦНИРТИ,
Славных шесть десятилетий
он сумел пройти.
Альма матер, альма матер,
- это Долг и Честь.
Сколько было здесь талантов,
- всех не перечесть!
В годы трудные, крутые,
в боевые, роковые,
вся страна в огне!
Цвет науки собирают,
в институт объединяют,
с Бергом во главе…
Альма матер, альма матер,
молодая прыть.
Первым делом самолеты,
так учили жить…
Альма матер, альма матер,
шесть десятков лет
Помнить будут стены эти
тех, кого уж нет.
Видишь, бюст стоит у входа,
нам указывал дорогу,
Петр Плешаков!
Он- Министр радиопрома,
и железною рукою
отрасль вел вперед.
Альма матер, альма матер,
есть еще в нас прыть.
Наливай полней стаканы,
как бы не поплыть!
Альма матер, альма матер,
дальние края,
Полигоны, испытанья,
снег, мороз, жара…
НИРы, ОКРы, платы, блоки,
соблюдались планов сроки.
В этом наша жизнь!
Обними меня дружище,
мы старались бескорыстно Родине служить!
.
Валентин Васильевич Чанцев. ноябрь 2010г.

Пожар на хлопковом поле.

Узбекистан был хлопковой республикой СССР. Борьба за увеличения поставок хлопка, постоянная головная боль руководства республики. Каждую осень в республике начиналась самая что ни на есть битва. Битва за урожай! На сбор урожая мобилизовали все трудоспособное население Узбекистана. Посылали школьников, студентов техникумов и ВУЗов, служащих и рабочих. Прекращалась учеба в школах, в техникумах и в ВУЗах. Выделяли на сбор хлопка часть своих сотрудников учреждения, фабрики и заводы. Аврал продолжался иногда два, иногда три месяца .Иногда сезон сбора затягивался до снега, который в Узбекистане выпадает в декабре. Зачастую сбор хлопка или курака продолжался и на снеженном поле. Курак это нераскрывшиеся коробочки хлопка, которые также собирались и использовались как низший сорт хлопка.
Надо ли говорить, что проблема механизации сбора хлопка имела для республики первостепенное значение. Для решения этой задачи в начале пятидесятых годов было создано ГСКБ по хлопку. Государственное специальное конструкторское бюро по хлопку. К работе в ГСКБ были привлечены лучшие кадры и уже вскоре была разработана документация на первую отечественную хлопкоуборочную машину и был создан первый опытный образец .На ташкентском заводе сельскохозяйственного машиностроения было организовано производство опытной партии первых отечественных хлопкоуборочных машин, были проведены испытания и вскоре машины стали поступать в колхозы.
Однако, для эксплуатации этих машин требовались подготовленные кадры. Понятно, что колхозники собиравшие хлопок вручную мало подходили для этой роли.
Что такое сбор хлопка вручную? Сборщику хлопка вручается специальный фартук.. Представьте себе обычный, одеваемый на шею и с завязками на поясе, фартук с карманом впереди. Так вот у хлопкового фартука карман это небольшой мешок, куда складывается собранный хлопок. Хлопок растет на поле небольшими кустиками высотой около 80 сантиметров. Стебли куста называются гузапая и ей топят зимой печи.На кусте с десяток коробочек, которые при созревании лопаются и раскрываются . И внутри раскрывшейся коробочки клочок ваты с зернышками. И вот эти клочки ваты пальцами вытягивают из коробочки и складывают их в фартук. Полный фартук весит не более 10 килограмм. Представляете сколько этих клочков нужно собрать, чтобы набрать полный фартук, а 80 килограмм? Ведь норма сбора, для колхозников была 80 килограмм. Для горожан, мобилизованных на сбор хлопка эта норма была вдвое меньше-40 килограмм. Чтобы собрать такое количество хлопка нужно весь день вкалывать и нужно иметь быстрые руки. Выполнившему норму горожанину платили 40 копеек. Не выполнившему нормы не платили ничего, но кормили всех, три раза в день. Не Бог весть как, но голодными мы не были. Мне никогда не удавалось выполнить норму. Я в те годы учился в Средне-Азиатском Политехническом Институте, на механическом факультете. И все годы учебы мы два, а то и три месяца проводили на хлопке. Исключение составляли пятикурсники, выпускники. Их старались не посылать на сбор хлопка. Жили мы в каких то глиняных сараях. На глиняный пол стелили солому, а на солому каждый стелил то что у него было и укрывался тем, что имел. Ну и ложку с миской и кружку надо было иметь. Работали от зари до темна. Вобщем, каторга.
Рано утром, часов в 7, был подъем. Быстро умывались, завтракали и на построение. На построении подводили итоги прошлого дня. Хвалили отличившихся ударным трудом и порицали лентяев не выполнивших нормы. Я, как правило, оказывался в числе последних. Итоги подводил Заместитель декана нашего факультета-Свердлин Владимир Исаакович. Был он толстый и добрейший мужик и мы звали его Батя. Иногда линейку проводил парторг факультета, наш однокурсник Коля Жугин. Коля успел отслужить 5 лет в пограничных войсках. Демобилизовался в звании старшины. Был серьезен и строг, как и положено настоящему старшине. Впоследствии Николай успешно трудился в городе Миассе на крупном автомобильном заводе. Стал директором завода. А потом был назначен Начальником Главного управления бортовых грузовых машин в Министерстве Автомобильной промышленности в городе Москве. А пока он был у нас за бригадира.
Днем у нас был короткий обеденный перерыв и опять работа до темна. Возвратившись с работы у нас еще хватало сил на вечерние посиделки. Пели песни, рассказывали анекдоты, иногда, очень редко, выпивали. Факультет наш был преимущественно мужской. Поэтому мы иногда отправлялись в соседний кишлак, где трудились студентки женского факультета. Нашего института. Например Химфака. Или отправлялись в другой кишлак, где работали студентки Финансово-экономического института. Мы были молоды, веселы, жизнерадостны и море нам было по колено. Такие вот будни были у нас во время хлопкоуборочной компании.
И вот в колхозы стали поступать хлопкоуборочные машины и потребовалось их освоение.
Я в это время уже учился на пятом курсе и предполагал, что уж на этот год нас оставят в покое. Не тут то было!
В те годы, а это был 1954 год, Узбекистаном правил Сталинский ставленник Усман Юсупов. Сталин только что умер в 1953 году. Сталинская жесткая дисциплина еще не была расшатана либеральной демагогией. Усмана Юсупова называли Узбекский Сталин. Был он высокого роста, богатырского телосложения, требовательный и жесткий. Так вот как решил проблему внедрения в эксплуатацию хлопкоуборочных машин Усман Юсупов. Он распорядился отправить на месяц в колхозы, в качестве инструкторов, студентов пятых курсов технических ВУЗов, предварительно проведя с ними краткий курс обучения.
Нам были оформлены командировочные удостоверения, выплачены деньги на командировку, а на командировочном удостоверении красовалась подлинная подпись самого Усмана Юсупова. С нами позанимались дня три, не больше, и мы поехали. Мне в напарники достался мой однокашник и друг Марат Купченко. А послали нас в Голодную степь, в Мирзачульский район, в какой то отдаленный совхоз. Названия я уже не помню. Ну что то вроде имени Лазаря Кагановича или еще кого то из тогдашних вождей.
Добираться пришлось на попутных грузовых машинах., то по асфальту, то по грунтовым вдрызг разбитым дорогам . Ехать приходилось в кузове, примостясь на каком- либо грузе, который везла эта машина. Когда наши пути расходились нас высаживали, мы ловили очередную попутную машину и ехали дальше. Добрались до места мы уже затемно. В правлении совхоза уже никого не было и местные жители посоветовали нам пройти в Красный уголок. И действительно, там шевелилась жизнь. Нас встретил бригадир этого совхоза. Когда мы ему объяснили, что мы приехали в командировку, то бригадир послал к директору совхоза какого то парнишку. Директор пришел и выслушав нас сказал нам, что приехали мы не вовремя, так как ему сегодня звонили из районного центра и сказали, что должны приехать какие то большие люди, командированные самим Усманом Юсуповым. Их он предполагает разместить в Красном уголке, а нам места нет и нам лучше уехать. Когда мы сообразив сказали, что это мы эти люди, директор недоверчиво посмотрел на нас. Было видно, что он нам не верит. Уж слишком мы не походили на людей командированных в совхоз самим Усманом Юсуповым. Пришлось предъявить свои командировочные удостоверения. Директор страшно удивился ,но сразу же изменил свое отношение к нам. Тут же вскипятили чай, принесли какую то еду. Нас накормили и постелили нам постели в этом Красном уголке. Измученные дорогой мы с Маратом быстро уснули. Утром нас разбудили, накормили и нам нужно было приступать к своим обязанностям. В совхозе было всего две хлопкоуборочные машины и они уже во всю работали. Нас познакомили с совхозными механизаторами. Это было два тракториста, работающих на этих хлопкоуборочных машинах. Молодые узбекские парни лет по 20. И два слесаря ремонтника-крымские татары. Один, по имени Равиль, примерно нашего возраста. Другой постарше. Его звали Кемаль. Ребята уже отработали на этих машинах пару месяцев, уже ремонтировали эти машины и они в наших инструкциях не нуждались.
Скорее они могли нас поучить.
Тут нужно сказать о том как на узбекской земле оказались Крымские татары.
Во время Великой Отечественной войны Крым был оккупирован немецкими войсками.
Во время оккупации в Крыму возникло партизанское движение. Главным образом в горной местности, в южной части Крыма. Но были не только партизаны, были и пособники оккупантов. Наверное, и у тех и у других были люди разных национальностей. Но существовало мнение, что среди пособников оккупантов было много Крымских татар. По этой причине, после освобождения Крыма, Крымских татар депортировали из Крыма вглубь страны, в Узбекистан. Народная молва рассказывала разные страшные истории про Крымских татар. Что они не смирились, что они ненавидят русских, что они только и ждут случая, чтобы всадить нож первому попавшемуся любому русскому. Конечно, мы с Маратом понимали, что это все преувеличения. Но тем не менее немного робели.
Вскоре мы разговорились с ребятами и поняли, что они простые парни и отношения наши стали вполне нормальными.
Часто нам приходилось ходить вместе с ребятами на отдаленные хлопковые поля .В дороге разговаривали и они рассказывали нам о своей довоенной жизни. Особенно разговорчив был младший- Равиль. До войны его семья жила в городе Симферополе. Равиль учился в русской школе, хорошо говорил по русски и был приветливым парнем. Кемаль же был малоразговорчив и замкнут.
И вот как то с раннего утра мы пришли на дальнее хлопковое поле, где предстояло работать одной из хлопкоуборочных машин. Поначалу все было обычно. Тракторист, молодой узбекский парень ловко управлял машиной и набирал хлопок в её бункер.
Было прохладно, дул ветер и мы поеживались от холода в своих телогрейках. Машина работала исправно и бункер наполнялся хлопком все больше и больше. Бункер представлял собой такую проволочную сетчатую коробку объемом примерно 2-3 кубометра. Сетка была с размером ячеек примерно 3 на 3 сантиметра и сквозь ячейки было видно, как наполняется бункер. При этом хлопок, подаваемый в бункер всасывающим устройством, ударялся об проволочную сетку, при этом лохматился и образовывал длинные пряди, длиной около метра. Пряди эти развевались на сильном ветру и одна из прядей коснулась разогретой выхлопной трубы двигателя. Прядь стала тлеть и тление быстро достигло бункера. Водитель этого не замечал и продолжал работать как ни в чем не бывало. Когда мы со стороны заметили тление, в бункере уже тлело половина собранного хлопка. Мы стали кричать водителю, чтобы он уезжал с поля. Водитель же, молодой парень узбек, растерялся и, вместо того чтобы выехать с поля и вывалить тлеющий хлопок на землю подальше от поля, вывалил его прямо на поле. Поле загорелось. Сухой хлопок и сухая гузапая горят как порох. И огонь быстро распространялся по полю. Нужно сказать, что тогда были чрезвычайно строгие законы .За одну сожженную по небрежности коробочку хлопка можно было получить срок от 5 до 10 лет. А тут горит поле! И рядом стоят депортированные Крымские татары. Тут уж всем нам светило даже не 10 лет, а верная стенка. Поди докажи потом, что тут не было злого умысла.
Бедный водитель упал на землю вниз лицом и в отчаянье кричал, что теперь его посадят в тюрьму. Воды поблизости нет, земля твердая как камень, поле огромное. Ситуация безвыходная! В такой ситуации, если не растерялся, начинаешь соображать быстрее обычного. Я вспомнил, что где то, когда то читал, что в аналогичной ситуации сделали на пути огня просеку, уткнувшись в которую огонь погас. На наше счастье был сильный ветер, который гнал огонь в одну сторону, не давая ему возможности распространяться в стороны. И огонь распространялся нешироким языком, быстро двигаясь в нашем направлении.
Подбежав поближе к языку огня, мы вчетвером стали быстро вырывать кусты хлопчатника из земли. Обычно выдрать куст хлопчатника из слежавшейся земли довольно трудно, но опасность удесятерила наши силы. Мы создали на пути огня просеку шириной метра три, уткнувшись в которую огонь затих. Обессиленные мы тоже затихли, упав на землю.
Но дальше надо было что то делать . Огонь то мы погасили, а дальше? Хлопка сгорело огромное количество, а не одна коробочка. Первым опомнился Кемаль. Все таки он был постарше, поопытней и не такой наивный. Кемаль сказал, что все происшедшее надо скрыть и нигде, никогда, ни при каких условиях об этом и не заикаться. Иначе всем нам грозит тюрьма, а то и еще похуже. Уж Крымских то точно бы поставили к стенке ретивые НКВДешники! Мы объяснили это водителю узбеку, который к этому времени пришел в себя и мы взялись за дело. У водителя в кабине была лопата. Мы выкопали яму , собрали все горелые следы пожара и все это тщательно закопали.
Через несколько дней закончилась наша командировка, мы возвратились в Ташкент, отчитались за командировку и вскоре забыли об этом страшном событии.
Но до сих пор меня прошибает холодный пот, когда я представляю как могло бы быть промедли мы хоть минуту!
С тех пор прошло больше 50 лет. Уже ушел в мир иной мой друг Марат Купченко. Уже вернули в Крым Крымских татар. Уже нет СССР, нет и Узбекской ССР. И сам я из молодого человека превратился в деда. И вот только сейчас я решился рассказать об этом страшном событии.
Интересно, а где сейчас Равиль и Кемаль? Вспоминают ли об этом?

.

Восток дело тонкое…

Довелось мне однажды принимать работу проделанную одной из кафедр Ташкентского Политехнического Института. Я в то время работал в Москве, в одном крупном оборонном НИИ в должности начальника лаборатории .Наш директор, генерал, буквально вытолкал меня на эту приемку. Наказав, обязательно работу принять. Зачем ему это было надо, я генерала не расспрашивал, догадываясь, что правды он мне все равно не скажет. А меньше знаешь, крепче спишь. Да я и не особенно сопротивлялся. В Ташкенте жила моя мама и бабушка. Сам я когда то закончил этот самый Политехнический Институт и там у меня было полно друзей.
Потому я, поехав в Ташкент, взял с собой и свою жену Машу. Она взяла на работе отпуск за свой счет и мы поехали, вернее полетели. Уже потом я понял. Генерал был мудр. Зная мою биографию , и желая, чтобы работа была непременно принята, он прикинул, что мне некогда будет вникать в тонкости работы и я постараюсь принять работу как можно быстрее. И он не ошибся.
Работа была пустяшная. Ее результаты меня не интересовали, да и исполнители не особенно стремились демонстрировать свои результаты, поэтому официальная часть к общему удовольствию была быстро завершена. Дело происходило в застойные Брежневские времена. В эти годы устраивали банкеты по любому случаю. А уж что говорить про этот случай. Банкет был просто необходим. И он состоялся.
Сначала профессор, заведующий кафедрой, его звали Батыр, пригласил меня отобедать в ресторане. Это в преддверии предстоящего банкета. А настоящий банкет был назначен на завтра и должен был происходить в доме Рашида, доцента этой кафедры. Отказаться было невозможно. Хозяева бы смертельно обиделись. Да и зачем мне было отказываться?
Сидим мы в ресторане обедаем, и черт дернул меня заговорить о мусульманском неприятии вина.
Я сказал, что вот на Кавказе существует культ виноделия и сорта винограда там, в основном, винные. А вот в Средней Азии сорта винограда ,в основном, десертные, поскольку культ виноделия ,по понятным причинам, отсутствует.
« Ты серьезно так думаешь?». Спросил меня профессор Батыр. Мы с ним уже немного выпили и уже были на ты. Я ответил утвердительно.
« Ты очень ошибаешься», Сказал Батыр, « и я тебе это докажу.»
Батыр взял такси и мы поехали к нему домой. Профессор жил в шикарной по Советским понятиям трехкомнатной квартире .Квартира была обставлена по европейски. Сервант, книжные шкафы, письменный стол и высокий обеденный стол, стулья. Только в одной комнате был постелен большой ковер и стоял низенький узбекский столик.
Меня усадили за европейский обеденный стол и Батыр сказал по узбекски своей жене, чтобы она принесла вино. Покорная восточная женщина была молода, красива и была одета в узбекское платье и в шаровары. На ногах кожаные тапочки. Мукарам, так звали жену быстро притащила несколько больших амфор. Амфоры были почти метровой высоты и сами по себе были очень красивы.
Передо мной поставили приличных размеров пиалу и налили в нее вина. Вино было замечательное. Оно было сладким, ароматным и хмельным. Вкус великолепный.
Как говорил незабвенный Райкин-«спецфический».
« Ты конечно читал Омара Хайяма», сказал Батыр. « Ты помнишь, сколько там про вино и про пьянство? Дело в том, что на Востоке всегда пили вино. Да и сейчас, на любых национальных застольях, молодежь наливает водку в чайник, подкрашивает ее чаем и пьет. Молодежь делает вид, что они пьют чай, а старики делают вид, что они верят, в то что молодежь пьет чай. Такой вот восточный компромисс. Восток дело тонкое»
Меня заставили выпить по пиале из каждой амфоры, после чего я крепко захмелел. Такого вот, изрядно захмелевшего, меня доставили домой, к маме и к Маше.
Вечером пришла мамина соседка, красавица Шаропат, живущая этажом выше. Она принесла горячую, только испеченную Самсу. Это такие необыкновенно вкусные узбекские пирожки. Шаропат сказала , что к мужу приехал его родственник из далекого кишлака и нас с Машей очень просят прийти в гости. Отказаться невозможно. Смертельная обида. Пришлось идти. Приехавший из дальнего кишлак родственник, имя его было Мансур, был председателем колхоза в том дальнем кишлаке. Он сказал, что он впервые видит живых москвичей. Для него это значительное событие, о котором он будет рассказывать своим родственникам и односельчанам и будет вспоминать всю оставшуюся жизнь. Он просит нас оказать ему честь и сходить с ним в ресторан Ташкент. Надо сказать, что тогда узбекские крестьяне неплохо зарабатывали выращивая хлопок. А уж о председателе колхоза и говорить не приходится. Конечно он мог себе позволить сводить нас в ресторан и не позволил нам расплатиться. Такая вот дружба народов. Совершенно искренняя и бескорыстная!
Узбекская кухня великолепна. Узбекский шашлык тает во рту. Салат Ташкент- замечательный. Еле живые мы вернулись домой Распрощались с гостеприимным соседом и с Мансуром и пригласили их в гости в Москву.
На следующий день надо было идти на банкет к доценту Рашиду. Начало банкета было назначено на 5 часов вечера, когда начинает спадать изнурительная Ташкентская жара. Наивно полагая ,что банкет продлится не более двух часов, я обещал вечерком заехать в гости к своему другу и однокурснику Славе Шушпанову.
Пришли мы с Машей на банкет вовремя. Во дворе дома был накрыт роскошный стол. Стол буквально ломился от изобилия. Чего там только не было! Прозрачные гроздья винограда, золотистые абрикосы и нежные персики. Всевозможные восточные сладости.
В Узбекистане любое застолье начинается с чая. Чай наливают в пиалу и подают гостю. Чем почетнее гость тем меньше чая наливают. Чтобы почаще проявлять уважение к гостю. Нам с Машей ,конечно же едва плеснули в пиалу по глотку чая. Позади наших стульев стояли юноши с чайниками, которые внимательно следили за количеством чая в наших пиалах. Стоило нам опустошить пиалу и юноши тут же плескали в нее новую порцию чая.
Жена моя Маша, человек искренний и откровенный. Она никогда не держала камня за пазухой. Если ей что то не нравилось, она тут же об этом заявляла. Вот и в этой ситуации она обратилась к парню подливавшему ей чай и сказала ему: « что ты мне наливаешь по капле, налей мне полную пиалу».Хозяева рассмеялись и объяснили Маше, что так на Востоке выражают свое уважение гостю. Пришлось Маше смириться.
После чая последовали традиционные узбекские явства. Плов, манты, самса, шашлык, салаты. Коньяк, водка и вино лились рекой.. Теперь юноши за нашей спиной следили , чтобы не пустовали наши рюмки, фужеры.и тарелки. Все было так вкусно и выглядело так привлекательно, издавало такой божественный аромат, что устоять было просто невозможно. Хотелось съесть или хотя бы попробовать все. Но, увы , возможности человека ограничены. Когда мы с Машей не могли ни есть ,ни пить, ни шевелиться, я сказал Батыру, что пора закруглятся.
«Хорошо», очень легко согласился Батыр. «Последний тост.» Я вздохнул с облегчением.. Наконец то все заканчивается.
Налили рюмки. Батыр встал, поднял свою рюмку и произнес последний тост. « Мы благодарны этому гостеприимному дому, где так хорошо приняли наших уважаемых гостей. Мы ценим тот труд, который затратили хозяева этого дома и благодарны им за это»- сказал Батыр. « Но в соседнем доме напротив», продолжил Батыр, « хозяева приготовили точно такой же стол. Проявили такое же уважение к нашим гостям и с нетерпением ждут нас. Неужели же мы пренебрежем их гостеприимством», завершил свой тост Батыр.
Я был готов его убить!. Восток дело тонкое…
Надо сказать, позже я узнал почему генерал хотел чтобы работа была непременно принята.
На этой кафедре работала ассистентом племянница генерала и ей предстояла защита кандидатской диссертации.

.

ВАЛЕНТИН ЧАНЦЕВ. ЧЕГЕТСКАЯ ИСТОРИЯ
Горы без выстрелов, Эхо Великой войны, Рассказы, Новости
История о том, как я внес свой посильный вклад в разгром дивизии «Эдельвейс» на Кавказе.
Горнолыжный бум
В шестидесятые годы прошлого столетия СССР охватил горнолыжный бум. Примерно тогда же появились в Союзе первые отечественные горные лыжи – «Львив» и «Карпаты». Это были обычные деревянные лыжи, немного усиленные металлическим кантом. Их называли презрительно – дрова, однако именно эти лыжи в силу своей дешевизны сделали горнолыжный спорт в стране Советов доступным практически любому желающему. Особенно увлекались горными лыжами молодые ученые, послевузовская молодежь, студенты, причем, вне зависимости от пола, и мужчины, и женщины.

Почти одновременно, появились на горных склонах и более совершенные польские металлические, клееные лыжи. Они были дороже, купить их было не так просто, поэтому поначалу ими владели немногие. Избранные же, те, кто бывал в зарубежных командировках, привозили из-за границы импортные лыжи – «Kneisel». Качества они были отменного, но и стоили столько, что далеко не каждый мог их себе позволить.
Лыжи были действительно хороши, среди горнолыжников даже ходила легенда, будто фабрикант, на чьих предприятиях выпускали эти лыжи, публично пообещал тому, кто принесет ему хоть одну сломанную лыжину, подарить бесплатно пару новых. Говорили и о том, что пока никому так и не удалось воспользоваться этой заманчивой льготой.
Со временем, люди жили все лучше, хороших дорогих лыж на склонах появлялось все больше, и что бы, ни говорили сегодня о нашем времени, на горных лыжах в те времена катался каждый уважающий себя молодой человек.
Даже в Москве воскресные электрички, идущие с Савеловского вокзала, были битком набиты любителями горных лыж. Меккой московских горнолыжников стала подмосковная станция Турист. Ехали целыми компаниями, с гитарой, с песнями, которые тут же и сочиняли. И, конечно, лучшим из поэтов был для нас Юра Визбор. Замечательное это было время!
Апогеем этого горнолыжного бума стало создание в Приэльбрусье, в поселке Терскол на горе Чегет горнолыжного комплекса с кресельными подъемниками, а также строительство из стекла и бетона ультрасовременной гостиницы «Иткол».
Помню, ринулись тогда в Приэльбрусье толпы горнолыжных «фанов», «чайников» и «пижонов». Причем, не только отечественных. Приезжали к нам в Советский Союз и любители горных лыж из-за рубежа, практически со всей Европы. Конечно, иностранцы выделялись на склонах своим снаряжением, яркими костюмами. Но в мастерстве мы не уступали им.
Школа выживания
История моего приобщения к горнолыжноиу спорту тоже довольно любопытна. До этого я, конечно, съезжал с гор, уверенно держался на склоне, но одно дело горы под Москвой или невысокие склоны на Кавказе, и совсем другое дело Чегет. Впрочем, все мы когда-то бываем начинающими. Так вот, в один из первых своих приездов в Приэльбрусье, помню, встретил я на Чегете своего давнего приятеля – Витю Филькина. Летом, дома, мы с ним нередко вместе катались на водных лыжах. Оказалось, Витя приехал в Приэльбрусье судить первенство Советского Союза по горным лыжам. Судей, как обычно, не хватало, и Виктор попросил меня помочь, – на время соревнований побыть судьей на трассе. Я согласился. Подумал: чтобы стоять на трассе вовсе не обязательно самому быть асом. Я же только судья! (на фото: Год 1963-65. Чегет. Ежегодное первенство Союза по горным лыжам. Крайний справа В. Чанцев, рядом его друг - В. Филькин).
В том, как сильно я ошибался, убедился в первый же день, когда нас всех подняли наверх, на склон.
Я-то вроде и не новичок, но вниз с этого крутого склона мне было страшно даже смотреть! А ведь нас не просто подняли наверх стоять, – каждому дали по охапке палок, и с ними нужно было идти вниз, размечать трассу. Сегодня могу признаться, – крутизна была такая, что я и без палок-то не знал, как съехать!
Как спустился в первый раз, сам не понял, даже испугаться не успел. А нас тут же опять поднимают наверх, и снова каждому охапка палок! И снова на склон, на трассу, и так все три дня подряд.
Когда к концу третьего дня я обнаружил, что спускаюсь с этого ужасного склона и с охапкой палок, и без нее, и при этом умудряюсь получать несказанное наслаждение от этого спуска, я понял, что, научился кататься по-настоящему. Такая вот была суровая школа выживания. К слову сказать, с этого года я уже каждый год выезжал судить первенство Союза. Там собирались замечательные люди, влюбленные в Кавказ, любящие скорость, риск, друзей и наши замечательные песни. Кстати, там же, на Чегете, познакомился я и со знаменитым альпинистом-скалолазом Михаилом Хергиани.
Михаил Хергиани
Михаил работал зимой инструктором, – обучал «чайников» горнолыжному мастерству. Сам он великолепно владел техникой спуска, оставаясь при этом великолепным скалолазом. Однажды, по нашей просьбе он показал нам свое искусство. Иначе я это и назвать не могу. По вертикальной, почти гладкой скале, распластавшись вдоль стены, он легко поднялся на несколько метров в высоту, буквально прилипая к скале, и также легко спрыгнул вниз.
Пальцы у него на руках были сильные, как когти тигра. Михаил Хергиани семь раз становился чемпионом СССР по скалолазанию, а за своё умение с невероятной быстротой проходить сложные скальные маршруты он получил от английских альпинистов прозвище «Тигр скал».
Вместе с тем Михаил был очень скромен, не заносился, был всегда доброжелателен и приветлив. Было забавно наблюдать, когда этот легендарный человек сидел с нами за одним столом за завтраком и ел манную кашу.
Еще одна замечательная черта Михаила Хергиани, - умение держаться с достоинством. Невозможно было даже подумать о малейшей фамильярности по отношению к нему. Так умеют себя вести потомственные аристократы, воспитанные на вековых традициях рода, но ведь Михаил был простой сванский парень. Это достоинство было у него в крови.
Погиб Михаил Хергиани в июле 1969 года. Это случилось на севере Италии, в Доломитовых Альпах. При восхождении по стене пика Су-Альто 4 июля 1969 года неожиданно начался камнепад. Как писали тогда в газетах, один камень сбил идущего в связке первым, Михаила Хергиани, другой – перебил веревку, соединявшую его с находившимся в это время за выступом Вячеславом Онищенко. Пролетев вдоль стены и по кулуару около 600 метров, Хергиани разбился…
Он был действительно выдающийся альпинист, один из ведущих восходителей мира, многократный чемпион СССР по альпинизму и скалолазанию, Заслуженный мастер спорта. Прошло много лет, но у меня до сих пор сердце сжимается, когда я вспоминаю об этой трагедии.
Ну а в то время, о котором я рассказываю, Михаил был еще с нами, и все мы были беззаботны и счастливы.
Легенды и быль Северного Кавказа
Война была еще свежа в памяти, она безжалостно коснулась каждого из нас, в том числе и жителей Кавказа. У меня же, был в те времена один очень хороший знакомый из местных жителей, – балкарец по национальности, Джамал Залиханов. Жил он в Баксанском ущелье. Сегодня мы уже все знаем, что балкарцы, как и некоторые другие народы Кавказа, были во время войны депортированы в Казахстан, но никто не вспоминает и никогда не говорит о том, почему это было сделано. Вот что рассказывал нам Джамал в начале 60-х. По его словам, когда наши войска отступали по Баксанскому ущелью под напором превосходящих и в силе, и в снаряжении гитлеровских войск, – горной дивизии «Эдельвейс», одна из наших отступающих групп остановилась на ночлег в ауле Эльбрус. Не буду вдаваться в исторические подробности событий военного времени, потому что лишь воспроизвожу, рассказанное мне Джамалом. А, по словам его, один из наших солдат, якобы, обидел жительницу этого аула. Было там что-то на самом деле, или нет, сегодня уже не узнает никто, но факт остается фактом: ночью всю группу спящих советских солдат кавказцы вырезали. Джамал, рассказывая нам об этом случае, ссылался на неписаный закон гор: за обиду – кровь. Страшно даже подумать, что было бы, если бы власть действовала в рамках уже упомянутого «закона».
Событие, конечно, чрезвычайное даже для мирного времени, а тут – война идет ни на жизнь, а на смерть, фашисты наступают на всех фронтах, фашистский флаг на Эльбрусе, и… вдруг – гибель целого отряда… да еще от рук своих. Описанный случай стал поводом для переселения. Во избежание подобных инцидентов впредь, балкарцев депортировали в Казахстан. Не знаю уж, насколько все это верно, но так мне рассказывал Джамал. При этом присутствовали его мама и его сестра…
Тогда же познакомил меня Джамал и со своим двоюродным братом, которого звали Шарап. Шарап работал контролером на подъемнике, и по утрам, когда на подъемник выстраивалась огромная очередь, иногда пропускал меня без очереди, а то и вовсе бесплатно.
Ездил я на Чегет много лет, каждый год, и однажды, когда я уезжал, Шарап попросил меня в следующий свой приезд привезти из Москвы красивую трость для его отца…
Помню, когда спустя год, я снова поехал в горы, и, не подумавши, привязал трость к своим лыжам, всю дорогу наши ребята надо мной потешались, говорили, что это я такой предусмотрительный, что даже трость везу для себя «на всякий случай».
Впрочем, этот «случай» на кавказских склонах был очень даже реален. На Чегете и в самом деле каждый день два-три лыжника ломали себе ноги. Говорили, что в местную больницу, в Тернауз, привозили на сезон два вагона гипса, и его едва хватало на всех. Кстати, принимали в местной больнице тогда всех, и лечили совершенно бесплатно. Нынешних проблем у нас не было.
«Эдельвейс»
Помню однажды, одновременно с нами прибыли в Приэльбрусье по путевкам ветераны гитлеровской горной дивизии «Эдельвейс». Той самой горной фашистской дивизии, что воевала во время Великой Отечественной войны в этих местах, и которая тогда же установила на Эльбрусе свое знамя. Некоторые из немцев имели тяжелые военные увечья. Кто-то был без ноги, кто- то без руки, но все они уже тогда имели отличные протезы.
Были среди «стрелков» и сравнительно молодые люди, лет по 40. Днем «горные стрелки» толпой бродили по окрестностям, а вечером собирались в баре гостиницы, сдвигали столы, пили вино, пели свои песни. Подвыпив, они брали друг друга за плечи и ритмично раскачивались в такт песне. Естественно, что нам, советским туристам, это ужасно не нравилось. Ведь, несмотря на свою молодость, все мы очень хорошо помнили эту войну, и практически все на себе испытали горести принесенные ею.
Чтобы как-то остановить этот «фашистский концерт», унять егерей «Эдельвейса», мы просили бармена поставить погромче пластинку с песней «Вставай страна огромная», или с «Бухенвальдским набатом», и сами начинали дружно подпевать пластинке. Бывало, что к нашему хору присоединялись и другие посетители бара. Ветеранам горной дивизии это, конечно, не нравилось. Они быстро сворачивали свое застолье и уходили.
В один из таких вечеров, мы с моим приятелем и с двумя знакомыми девушками сидели в баре гостиницы, – я учил своих друзей пить чистый неразведенный спирт. Сам я этому научился в своих многочисленных командировках, в которые нам, молодым специалистам, приходилось выезжать довольно часто. Делается это так: сначала нужно задержать дыхание, и проглотить спирт. Затем, все еще задерживая дыхание, надо запить его водой, и сделать медленный выдох.
Ну а высший класс этого «мастерства», это когда ты, не запивая водой, делаешь осторожный медленный выдох и затягиваешься сигаретой. Помните, как это делает Маэстро в фильме «В бой идут одни старики»?
Так вот, мы сидим, обучение проходит успешно, настроение у нас отличное, девушки наши не отстают от нас.
А рядом, за соседним столом, расположились ветераны дивизии «Эдельвейс», наблюдают за нами. Впрочем, не столько за нами, сколько за нашими девушками. Стоит нам в очередной раз поднять стаканы, как подбегает к нам один моложавый ветеран и приглашает танцевать одну из наших девушек, видимо понравившуюся ему.
Сначала мы просим его по-хорошему не мешать нам, но он не унимается. Причем, подходит каждый раз именно в тот момент, когда мы поднимаем стаканы.
Наконец, уже после третьей попытки я, уже довольно захмелевший, говорю ветерану:
– Немен зи платц, – что по-немецки означает приглашение присесть на стул.
Ветеран охотно садится, я наливаю ему грамм 50 чистого спирта, говорю:
– Тринкен зи бите!
Что означает, – «пейте, пожалуйста».
Горд своими лингвистическими познаниями, жду.
– Вас ист дас? – испуганно вопрошает ветеран.
– Дас ист рейне шнапс!
Это чистый спирт, говорю я.
– Найн, найн, – испуганно отказывается ветеран.
Тогда я прошу девушку, которую он приглашал танцевать, показать ему как у нас это умеют делать наши простые советские девушки.
Девушка успешно демонстрирует свое «умение», видно, мои уроки пошли впрок.
– Видерхолен! – «повторите», предлагаю я ветерану.
Ветеран обреченно вздыхает, выпивает спирт, и, даже не запив водой, тут же встает и поспешно уходит из бара.
Больше он нам в этот вечер уже не мешал.
Встретил я его только вечером следующего дня.
Видимо, с головой у него было не все в порядке, потому что, увидев меня, ветеран схватился за голову и воскликнул:
– О, майн копф! Майн копф! – что означало – «о моя голова!»
Моя же голова, как и головы моих товарищей, были в порядке, весь день мы провели на склоне, немец на некоторое время был обезврежен, поэтому я чувствовал себя победителем.
Так я внес свой запоздалый, но такой заметный вклад в нашу Победу над дивизией «Эдельвейс» на Кавказе!

Валентин Васильевич, спасибо Вам за Ваши мемуары.
Кроме того, что они интересны, главное в них, что это не вымысел, а именно та правда жизни, которой так не хватает.

Стихотворение моего коллеги, конструктора авиа- и космо- приблуд, очень хорошего человека, Саши Домарацкого:

О желаниях.

Кому-то хочется свободы,
А кто-то жаждет... просто так,
Причём, неявного чего-то
На всякий случай, как хомяк,

Зверёк, что прячет за щекою
Еду: "А вот моя еда!
С едою я всегда спокоен,
И не расстанусь никогда."

Он ждёт, и вот: "Извольте бриться!",-
Не к городу и не к селу
Желаемому проявиться
Случается. Увы - ко злу.

Один хотел быть президентом
И, к сожалению, им стал,
А после - "внешний долг", "проценты"...
И ведь не спрячешься в подвал.

Хотел бы убежать, но - поздно
Кругом враги - куда ни глянь
А отвыкать от жизни звёздной?
Тут князем был - тут грязью стань?

И вот, строкою в некрологе
Ложится вывод (он простой):
"Жил впрок и помер у дороги
И жизнь его была пустой".

Мой юный друг! Желай с оглядкой!
Не всем стремленьям доверяй!
Займись "желательной зарядкой" -
Себя с собой соизмеряй.

Уж больно "сеятелей" много,
Толпою ломятся в "отцы".
Колосья в тернии убогом
Все ждут, когда придут жнецы.

AlexCh пишет:: очень хорошего человека, Саши Домарацкого

Знаешь, Лёша, я смею надеяться, что у меня в друзьях Лёша Доморацкий.
Очень хороший человек.
Наш общий, с Борей Орловым друг.
Попробую пригласить его сюда...

Восемнадцать часов.

Горизонт едва розовеет, словно
вдоль него натянули разлохмаченную розовую нить. Мы идём прямо к ней, тяжёлые,
как навьюченный хворостом ишак. В салоне здоровенный доп. бак, кассеты слева-справа
тоже прыти не прибавляют. Наспех пережёванные котлеты и полкило чая в желудках
- ещё плюс в ощущении неуклюжести и медлительности. Мерный рокот и
потрескивание в гарнитуре предательски пытаются заставить вернуться в сладкий
прерванный сон. Кажется, что в целом мире мы одни, наедине с этим просыпающимся
горизонтом и неясными контурами рельефа, лениво ползущими под брюхо где-то там
внизу. Редкие облака пока совсем не похожи на облака – скорее, на притаившиеся наверху
тени или тёмные, рваные дыры в почти таком же тёмном небе, прошитом тускнеющими
звёздами, как брезент шестьдесят шестого газона. Свечение приборов вызывает ощущение тепла и
защищённости, даже домашнего уюта.

Розовая нить горизонта тем
временем превращается в широкую полоску, будто намалёванную неумелой детской
акварелькой: щедро, не жалея красного и воды. Облака впереди приобретают форму и
объём, подкрашивая свои подбрюшья цветом рождающегося восхода. И вот, в доли
секунды, в небо лазером стреляет первый луч, наконец победивший нехотя
уходящую ночь. Второй, третий, целый сноп лучей. Новый день родился и свирепо
разгоняет остатки тьмы, освещая дорогу к нему навстречу. Молчим, и молчит салон. На месте надо бы не забыть его пропесочить за промелькнувший в обонянии табачный дымок.

Теперь видны зелёные холмы. Везде
– впереди, слева, справа. Как штормящее зелёное море, вдруг замершее навсегда. Холмы
покрыты какой-то, настолько аккуратной низкорослой зеленью, что отсюда
она кажется похожей на пористую резиновую губку, как те губки, которыми мать
тщательно оттирала в пенистой ванной качающегося безучастного меня, мурзатого после
уличных приключений. Мы пошли, старательно
огибая рельеф, и любоваться чужими бархатистыми холмами становится уже некогда.
Быстро накаляющийся разрежённый воздух тоже добавляет хлопот.

Мочалочную идиллию сменяет
каменистая поверхность с редкими кустами и оврагами. Солнце становится
злобным, жарким и пытается достать глаза сквозь защиту. Невозможно вырасти
здесь, и быть с душой нараспашку, почему-то думается. Природа и климат намертво
впечатываются в характер и повадки тех, кто в них обитает. “Какого хрена мы
здесь делаем?” – вероятно, этот вопрос приходит не одну сотню лет любому,
зашедшему, заехавшему или залетевшему сюда. Как сказал однажды мой тёзка, майор-москвич,
щедро скормивший мне весь свой энтеросептол, а потом катастрофически обосравшийся сам: “Лёха, теперь я знаю, где находятся ебеня. Это ровно здесь!”

Подняв облако пыли и тщательно
усевшись, поёрзав, как дородная баба на лавочке перед уничтожением кулька
семечек, мы повернулись мордой от "башни" к горам. Разгружали молодые, со здоровенными,
как у чебурашек, ушами, обгоревшими на солнце и висящими на них струпьями. За мной из всего ценного барахла числился только
раритет - СКС. Специалист-электронщик почему-то не был предупреждён о специфике
точки и припёрся в сандалиях на босу ногу. От вертушки до позиций – метров сто
по колючкам, кишашим скорпионами, гюрзами и тарантулами. Бойцы ухитрялись
делать из них сувениры на большую землю, заливая гюрз керосином в бутылке
из-под водки (“дома зальём водкой”) и высушивая скорпионов. По-богатому было
облить такое изделие лак-цапоном. Так вот, парень побледнел, когда ему сказали,
через какой зоопарк придётся пройти, и похлопали по плечу, успокоив, что уже не
май, мол – брачный сезон у гадов закончен и яду поменьше. Да и не самые
страшные проблемы, по большому счёту. Присев на корточках за вертушкой, мы с
Серёгой (старшим, чем я, по возрасту тоже) смотрели, как долговязая фигура, пригнувшись
и поднимая худые ноги, как цапля на болоте, удаляется с бойцами. Не ржать было
невозможно, хотя, конечно, это ужасно не по-товарищески. Точно также не
по-товарищески было и спорить на флягу спирта, цапнет его какая местная хрень,
или нет. Впоследствии господь меня примерно наказал за недостойное поведение, а пока мы нервно потешались над несчастным ботаником.
Увы, цинизм вытесняет сентиментальность, как предохранитель защищая психику от
короткого замыкания.

Сообщили время, часы сверили. Все
рассосались туда, где им положено быть. Суетливые москвичи, любители засорять
эфир и мозг, ещё какое-то время акали и чёкали излишними распоряжениями. Я уютно устроился за бруствером с СКС, разложил коробочки и перешнуровал
провонявшие и уже чуть порванные ( блин ) кроссовки. Моё дело – прилететь и улететь. Ни больше, ни меньше, очень просто. Котлета с чаем уже успела
продвинуться дальше того места, где она приносила сытость...

Взвод сапёров, посланный в
сторону гор, почему-то долго там копается. Старлей, опоздавший с их отправкой, сопит
неподалеку, кусает губы, ремешок рации и ковыряет в носу с явно лишней
амплитудой.

Капельки пота, лениво и щекотно
сползавшие от шеи вдоль позвоночника уже успели слиться в ручеёк, как эфир
оживился. “Пошли по целям, принимайте гостей,” – радостно прохрипел эфир.
Старлей, даже от меня было видно, стал серым, как грунт вокруг него. Частота
огласилась воем и матом: “Взвод сапёров не отошёл из района целей, бля! Поворачивай
керогазы на второй круг! – Паашёл ты со своими сапёрами! Бегом их
взад, твою мать!” Щелчки тангенты: “Уроды, бля – сраки в руки и бегом на точку,
я, на..й, ваши кишки не буду собирать!” Мат, эфир, мат, опять эфир.

Горячий воздух разрезается свистящим
металлом. Вспышка. Вторая. Много вспышек. Мат.

Сизые облачка уносит к горам. Запах
горелых камней, сухой и першащий. Ветер поднялся то ли сам, то ли из-за грохота.
Обернулся – лопасти вертушки за холмом нехорошо качаются. Время
превратилось в тягучую мерзкую соплю, и, наконец, обрывается в наступившей
тишине. Всё. Эхо укатилось в сторону гор. Одна жестяная банка к СКС остаётся
непотраченной.

У бойцов перекличка, я пакуюсь. Солнце,
покраснев, разбухло и собирается на покой. Быстрее, чем у нас, буквально на
глазах. Сапёры все целы. Старлей, ещё плохо понимающий, чего он избежал, весело
матерится персонально по каждому из них и страшно вращает глазами.

Эфир приносит печальную весть: один из бортов, идя домой, решил вые..нуться в пилотаже и воткнулся в грунт. Летун был хороший, странно. Все молчат и понимают, что без Москвы теперь никак не обойдётся...

Сумерки приносят прохладу, бойцы
заносят барахло в вертушку. Я подбираю своё. Помогаю подтащить бухту с кабелем.
Ухватившись за неё, вдруг ощущаю средним пальцем жгучую боль, как от укуса осы.
На пальце сидит паучок с однокопеечную монетку. Посидев долю секунды, бочком,
как крабик, решает спуститься по пальцу вниз. Мне совсем неинтересно
разглядывать эту падлу, и я с матом стряхиваю экзотику. Тарантул. Ну вот только
мне могло так повезти! Собираются зрители и испытующе ждут, рассуждая о
закончившемся брачном сезоне и “пронесёт, скорее всего”. Я несколько отупел, и
огрызаюсь в ответ на вопросы, как он выглядел, как будто всю жизнь мечтал
именно так разглядеть тарантула во всех деталях верхом на собственном укушенном
пальце. Рука тем временем начинает напоминать резиновую перчатку, надуваемую
ради смеха. За спиной слышу шепоток москвича из особых, что
надо, пока не поздно, доложить, и он не собирается отвечать за белоруса, попавшего по глупости. Мне вкалывают какую-то ампулу из местных запасов. Прошу спирт
– ездец из меня уже никакой. Грузимся и улетаем. Рука спухает на глазах.

Снова рокот в гарнитуре, голодном
желудке и корпусе. Вокруг ночь. Звёзд так много, что по тому, где они есть,
можно угадать горизонт. Полнолуние. И, несмотря на всё это, кажется, что
если бы не гравитация и приборы, в жизни бы не разобрал, где небо и земля – так черно.
Голова гудит в такт с механизмами, во рту гадко.

По курсу и времени мы уже над мочалочными
холмами. Идём намного легче – и воздух прохладнее, и керосин выработан.

- Серёга, глянь на три часа…

- Что там?

Я смотрю на сопровождающий нас по
правому борту оранжевый шар, удаление, навскидку, метров сто, диаметр – метра два.
То приобгоняет, то отстаёт, но удаление держит и слабо мерцает.

- Притопи!

Шар отстаёт и снова догоняет.

- Может, шмальнуть по аномалии?

- Охренел, укушенный?

Секунд пять. Оранжевый шар,
приостановившись, вдруг исчезает вдали.

- Серёга, никому не говори.

- Да нечего говорить...

- Да и потом не говори. Ерунда
это, и не поверят.

----

P.S. Худ. вымысел. Все совпадения с реальными лицами и событиями случайны.

Литературная гостинная. 0_791ee_95d3b852_XL

Литературная гостинная. 0_791ee_95d3b852_XL

из совпадений:
- тоже как-то, был укушен тарантулом
- и примерно, в это же время (+/- год) наблюдал (на протяжении минуты) на облачности (снизу.. практически, над головой) свечение жёлто-оранжевого (в эпицентре - жёлтое пятно, переходящее в оранжевый на перифирии) спектра, охренительного размера (на десятую часть, примерно, обозримого неба).. жутковато-захватывающее действо
-----------------
вобщем, разъярённый тарантул и оранж-нло, возможно, как-то взаимосвязаны между собой....
Литературная гостинная. 3

Чем крупнее тарантул, тем явственнее оранжевый шар ) При удачном укусе можно даже оказаться внутри явления )

Анатолий Логинов
Рокировка Сталина. СССР-41 в XXI веке
Издательство: Яуза
Cерия: Военно-историческая фантастика
ISBNN: 978-5-699-62220-7
Формат: 84x108/32
Аннотация:
НОВЫЙ
фантастический боевик! «Обратная рокировка» во времени! Теперь уже не
современная Россия проваливается в 1941 год, а сталинский СССР «образца
41-го» переносится в наши дни!
Выживет ли Советский Союз в XXI веке?
Есть ли шанс у Красной Армии устоять против НАТО? Что будет делать
нынешняя Варшава с эшелонами польских офицеров, которые якобы были
расстреляны в Катыни «кровавой гэбней», но на самом деле оказались живы?
Сможет ли Сталин возглавить новую модернизацию страны и еще раз
превратить нашу Родину в СверхДержаву?

Цитата :: Послесловие к первой части
Перед вами - многоавторский проект, родившийся на форуме 'В вихре времен' и написанный совместно его участниками Логиновым, Гвором,
Чекистом и Поручиком при участии Алсеер и Kirasir.

Сокращённа авторская версия: http://samlib.ru/l/loginow_a_a/d7d1ch.shtml
Критика поощряется!

AlexCh пишет:: Чем крупнее тарантул, тем явственнее оранжевый шар ) При удачном укусе можно даже оказаться внутри явления )

о..Игорь..как красиво преподнёс Литературная гостинная. 650269930

Любавушка, ну ты то здесь в подфоруме Д7д читала даже не просто полную, а переполненную версию?
Из написанного мной вошла хорошо, если треть, да и то- кое что переделано. Может это и хорошо, есть возможность, если книга заинтересует читателей, написать вбоквел.

ПЕСНЯ НА ТРАСЯНКЕ

Беларусь, Литва стародавняя, да дзяцей своих маци нежная.
Не родня никому, не своячица, да судьба твоя - боль безбрежная.
Кротко веруешь в силы тайные, что скрывают озёра синие,
Что бормочут болота древние, дохристовы заклятья сильные.
Эти песни поют без голоса, так туманы плывут над вербами:
Как увидишь, так слышишь музыку, лишь музЫки тут непатрэбныя.

Каждый камень, галинка каждая, на земле твоей перемученной,
Схоронили обиды старые, жизни с истиной поразлученной.
Грозный цокот коней литвинских, да гортанные татарове,
Топот госцикау московитских помнят Белой Руси дубровы.
Обрывалися калыханачки, застывали маци с калысками,
Молча шляхтиц, свой плуг отставив, саблю брал, да рубаху чистую.

Не за Полска яшчэ не згинэла, не за веру, царя и Отечество,
Шла Литва за калыски у хаточках, да дедов - боронить больше нечего.
Бог на Белой Руси многоликий, и царей, как богов, не желали.
Свою милую землю туманную белорусы собой устилали...
И вставало, як завже, сонейка, и буслы клекатали над хатами,
И тянулись песни застольные, всё ж свободные, не за кратами.

Аистиными белыми крыльями, над землёю, врагами изранена,
Простиралась судьба белорусская, сладко-горькая, богом данная.
То охмурится Чёрною Былию, то лихих самозванцев теменью,
Всё труднее гордой шляхетности не пропасть в седое безвременье.
Все труднее расправить плечи, всё труднее взглянуть угору.
Всё труднее на матчыной мове рассказать про радость и горе.

Эй, вы, идолы стародавние, просыпайтесь, лентяи древние:
Вашим детям, когда-то славным, уж нет мочи на рать кочевную,
Одолели пиявки мерзкие, под спасителей отряжённые,
И со всех сторон лапы зверские, крючковатые, прокажённые...
Беларусь, Литва стародавняя, уж без сил совсем долу клонится.
Пусть повстанут деды и шляхтичи, и праматери пусть помолятся.

Над землёю этою нежною, над полями, пОтом политыми,
Над славянской душою безбрежною,
И надеждой, пока не убитою.

Понравилось у Хармса. Понятно, за что он поимел проблемы в эпоху кипучей и могучей.

История

Абрам Демьянович Пентопасов громко вскрикнул и прижал к глазам платок.
Но было поздно. Пепел и мягкая пыль залепила глаза Абрама Демьяновича. С
этого времени глаза Абрама Демьяновича начали болеть, постепенно покрылись
они противными болячками, и Абрам Демьянович ослеп.
Слепого инвалида Абрама Демьяновича вытолкали со службы и назначили ему
мизерную пенсию в 36 рублей в месяц.
Совершенно понятно, что этих денег не хватало на жизнь Абраму
Демьяновичу. Кило хлеба стоило рубль десять копеек, а лук-порей стоил 48
копеек на рынке.
И вот инвалид труда стал все чаще прикладываться к выгребным ямам.
Трудно было слепому среди всей шелухи и грязи найти съедобные отбросы.
А на чужом дворе и саму-то помойку найти нелегко. Глазами-то не видать,
а спросить: где тут у вас помойная яма? — как-то неловко.
Оставалось только нюхать.
Некоторые помойки так пахнут, что за версту слышно, другие, которые с
крышкой, совершенно найти невозможно.
Хорошо, если дворник добрый попадется, а другой так шуганет, что всякий
аппетит пропадет.
Однажды Абрам Демьянович залез на чужую помойку, а его там укусила
крыса, и он вылез обратно. Так в тот день и не ел ничего.
Но вот как-то утром у Абрама Демьяновича что-то отскочило от правого
глаза.
Абрам Демьянович потер этот глаз и вдруг увидел свет. А потом и от
левого глаза что-то отскочило, и Абрам Демьянович прозрел. С этого дня Абрам
Демьянович пошел в гору.
Всюду Абрама Демьяновича нарасхват.
А в Наркомтяжпроме, так там Абрама Демьяновича чуть не на руках носили.
И стал Абрам Демьянович великим человеком.

<1936>

Лёша, рассказик, написанный мной 9 января прошлого года:

Хобби.

Воскресное утро, что может быть чудеснее? Только предчувствие ещё большего чуда!
Это в страшную эпоху , как там у Роберта Стивенсона:
Писал живой на мёртвых,
А мёртвый на живых!
Потом наступила эпоха застоя с парткомами и профкомами, никаких чудес, всё предрешено, аванс, зарплата, червонец из кассы взаимопомощи до получки...
Наступившие потом 90-е лишили меня даже всяких иллюзий счастья, всем стало не до всех, каждый выживал в одиночку. И вот, наконец-то властная вертикаль вернула мне смысл жизни.
Пока жена спит, укладываю в кожаный бумажник заначку , одеваюсь и- в погоню за счастьем!
Не успел выйти из парадной, как на встречу мне попались два ОМОН-овца, нет, я не хотел так быстро, предчувствие праздника всегда дороже самого праздника. Но и отказываться от представившегося случая не в силах. я шагнул к ним и почти попал плевком в начищенный до зеркального блеска берц. Ну давайте же, ломайте мне руки, тащите в кутузку, шейте 213, а ещё лучше- 214 статью!
Однако ОМОН-овец только хлопнул дубинкой по своей ладони, скользнул по мне ленивым взглядом и прошёл дальше. Какие мы всё же рабы!
Хотя настроение подпортилось, я всё же продолжил свою охоту,- на глазах у ДПС несколько раз перешёл в неположенном месте, едва не вызвав пару аварий, но этот сатрап, вместо того, чтобы оштрафовать меня остановил движение, чтобы я смог спокойно перейти. Рабы, мерзкие рабы, не способные не то, что принести счастье другим, но и на собственное.
Нет, так нельзя, иначе день будет прожит даром. Ничего, в "Пятёрочке" я отыграюсь!
Я зашёл в супермаркет, подошёл к полке с водкой, дождался, когда ко мне подойдёт работник магазина и демонстративно смахнул литровую бутылку "Зелёной марки" на пол.
- Осторожно, не поскользнитесь,- сказал мне этот выродок,- сейчас уберут.
Я сплюнул, положил во внутренние карманы куртки по бутылке, попутно прихватил банку сардин в масле, упаковку чипсов и отправился против движения к выходу. Ну вот, вот сейчас меня остановят, заломают руки, вызовут милицию, составят протокол. Никто не обратил на меня внимания... До чего же мы рабы? Бесполезные и бездарные рабы!

***

Вечерело, витрины уже светились, а уличные фонари ещё не зажглись. День был испорчен напрочь, ни в одном магазине меня не остановили, нигде не нахамили, никто даже косо не посмотрел. С трудом открыв трясущимися от бессилия руками дверь, я устало прошёл на кухню и стал выкладывать в холодильник то, что вынес из магазинов. Проклятье, места в холодильнике не хватило, хоть покупай новый. Остатки я горой вывалил на стол, пытаясь унять тремор рук. Что им стоило..? Как жить в одной стране с этими генетическими рабами?
Интересно, а почему слово "хобби" так созвучно со словами "хоть бы"? Неужели так трудно создать маленькое чудо?
Но получить ответа не пришлось, рабы они и есть рабы...

Созерцательно )

В память о Владимире Петровиче продолжу эту ветку.

Мне очень нравится эта поэтесса. Вторая Цветаева.

http://www.stihi.ru/avtor/clairix

Слепой глухому говорил,
Встав у разобранных перил,
Готовый сделать шаг вперёд:
Вниз – с тех заоблачных высот,
Где то ли ждал, то ли любил...

Глухой смотрел слепому вслед,
Так и не дав ему ответ,
Зачем он тратит море сил,
Кто и о чём его просил,
Чтоб вновь слепой поверил в бред.

Молчанье грубо – гранью слов
Слепого вырвет из углов.
Он золотом обрящет медь,
Чтоб вновь глухому петь и петь
И говорить среди ветров...

Глухой кивнёт ему в ответ,
Слепой поймёт, что столько лет
Он лишь стерёг ненужный дом,
И что лишь он – не нужен в нём,
И встанет тенью на просвет…

Слепой глухому... Жизнь проста:
Одна Голгофа для Христа,
Один покой, одна метель
И сзади – штатная шрапнель...
И даже мысль – и та пуста…

Слепой глухому… Су-е-та.

На Земле
безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую...
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война...
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.

...А когда он упал —
некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле
не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня
в полный рост!

Р. Рождественский 1969

Дай бог слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым.

Дай бог не вляпаться во власть
и не геройствовать подложно,
и быть богатым — но не красть,
конечно, если так возможно.

Дай бог быть тертым калачом,
не сожранным ничьею шайкой,
ни жертвой быть, ни палачом,
ни барином, ни попрошайкой.

Дай бог поменьше рваных ран,
когда идет большая драка.
Дай бог побольше разных стран,
не потеряв своей, однако.

Дай бог, чтобы твоя страна
тебя не пнула сапожищем.
Дай бог, чтобы твоя жена
тебя любила даже нищим.

Дай бог лжецам замкнуть уста,
глас божий слыша в детском крике.
Дай бог живым узреть Христа,
пусть не в мужском, так в женском лике.

Не крест — бескрестье мы несем,
а как сгибаемся убого.
Чтоб не извериться во всем,
Дай бог ну хоть немного Бога!

Дай бог всего, всего, всего
и сразу всем — чтоб не обидно...
Дай бог всего, но лишь того,
за что потом не станет стыдно.

1990 Е.Евтушенко